Николай Железников - Голубой уголь

Янки, вскочив и прижав руки к груди, вдруг поклонился так низко, что почти стукнулся лбом о стеклянную крышку ящика.

— Во имя науки простите мой обман, доктор! Я вошел с обманом, самозванцем. Но, клянусь, с самыми благородными намерениями. Вы как раз тот, кто мне нужен до зарезу. У меня есть просьба, большая просьба. Однако, удовлетворив ее, вы не только доставите колоссальное наслаждение мне, но и будете сами довольны. Я ее в нашем разговоре мимоходом уже высказал… но вы, видно, приняли это за шутку. Буду краток, тем более, что во время нашей беседы, которой я отнял у вас столько времени, мы, насколько я понял, в принципе разрешили вопрос о возможности выполнения этой просьбы. Итак, я умоляю разрешить мне предоставить себя целиком в ваше распоряжение для производства надо мной эндокринологических опытов. Разве это вас удаляет?

Вопрос был по меньшей мере излишен. Пляцентини достаточно живо выразил не только удивление, но и беспокойство, явно граничившее со страхом. Он поспешно отступил за свое кресло и, выглядывая поверх его высокой спинки, сказал:

— Выразитесь поточней и, если сможете, покороче.

— Извольте. Но вы напрасно меня опасаетесь. Если разрешите, я сяду подальше от вас. Вы не находите, что я слишком длинен? — Гм…

— Ну, вот видите! А я и подавно это думаю. Мой рост мне давно надоел. А особенно в последнее время. Я хотел бы укоротиться. И, заметьте, укоротиться не с косметической целью. Мои намерения гораздо серьезнее. Я хочу уменьшиться настолько, чтобы вы. скажем, могли меня унести с собой в кармане или по меньшей мере в саквояже. Для чего? — Не все ли равно, если это послужит для пользы науки. Ну, я скажу для чего. Я страстно хочу путешествовать, но не имею на это денег. А тут я буду путешествовать где и как хочу: в виде багажа, почтой, зайцем — в поездах, на аэропланах, на шляпах пассажиров, на пароходах — вокруг света… О! Не блаженство ли? Точно с шапкой-невидимкой. Не отказывайте! — умоляюще закончил Умбиликалис свою странную тираду. При этом он протянул вперед во всю длину руки, как бы с целью продемонстрировать, насколько они нуждаются в укорочении.

— Ну что вам стоит, доктор? Ведь вы можете. Можете и уменьшить и даже обратно — увеличить потом размером. Вы сейчас рассказывали…

Пляцентини окончательно пришел в себя.

— Мне очень жаль, что так вышло, — обратился он к своему длинному гостю, показавшемуся ему теперь еще длиннее. — Я ведь не знал ваших истинных намерений и позволил себе может быть и неуместную шутку. Как ни жаль мне вас огорчать, но должен сказать, что не смогу ни уменьшить, ни увеличить особенно ощутительно ваши размеры, а тем более не смогу снабдить вас шапкой-невидимкой. Я могу исчерпать нашу беседу, сообщив вам, что мои люди-блохи выдуманы мною гораздо лучше ваших великанов, хотя бы потому, что оригинал всегда лучше копии. А вы, сознайтесь, совершили самый беззастенчивый плагиат, вывернув мою басню наизнанку. В основу своей фантазии я положил нелепое допущение, а вы эту нелепость неимоверно увеличили, присоединив к ней вдобавок вторую так, что она выперла наружу. Вы слишком упрощенно поняли одну мысль, высказанную мной, вследствие чего предпосылка, положенная в основу ваших измышлений, оказалась явно вздорной. Путешествие вашего великана, не говоря об остальном вздоре, ниже всякой критики и просто противоречит всем вычислениям. Нет, врать хорошо вы не умеете.

Даже чтобы хорошо врать, надо обладать некоторыми познаниями. Одного желания для этого недостаточно. Что касается моего ящика, там не взрывчатое вещество и не люди, конечно, там действительно блохи, самые натуральные блохи, над которыми я всю жизнь трудился. Сегодня я сделаю доклад об эндокринной системе блох, это и значится в повестке. Да-с.

Янки внезапно как-то весь обмяк, осел, точно в самом деле уменьшился в размерах, и брюзгливо сказал:

— В высшей степени недобросовестно и нетактично было, доктор Пляцентини, встретить своего коллегу — а ведь я отрекомендовался врачом — встретить нелепой басней.

— Вы сами навели меня на эту мысль. Как же я должен был поступить с неизвестным мне человеком, влетевшим камнем в мою комнату и сразу начавшим говорить вздор?

— Вы конечно правы, — уныло сказан Умбиликалис, — но от этого мне не легче.

Вдруг он опять оживился:

— А может быть вы и теперь меня обманываете, чтобы отделаться? Все врачи так. Все стараются меня выпроводить. И, поверите ли, меня за это, то-есть за то, что я ходил к врачам и просил по всем правилам эндокринологии основательно укоротить мое тело, меня даже в сумасшедший дом пытались засадить. И смотрите…