Полина Горбова - Шорох Дланы

– Лаен! – зовет Рион, приподнявшись на локтях. – Има! Где вы?

Никто не отзывается. Застлавшие атмосферу пыль и сажа не позволяют разглядеть очертания дальше вытянутой руки. Невозможно дышать. Глаза, залитые потом, жжет и щиплет. Рион пытается встать и чуть не срывается в расщелину. Успевает ухватиться за острый край выбоины и подтягивается, царапая пальцы. Земля качается, он валится, затем встает, держась на полусогнутых ногах, твердь ускользает, и он снова падает.

– Вы слышите? Лаен? Има? – кричит он, срывая голос.

Тряска обрывается.

Город продолжает оседать. На поверхности остаются лишь купольные полупровалившиеся крыши. Рион опускается на колени.

Скорее всего, они погибли, думает он холодно, неосознанно. Их могло задавить скульптурой, могли упасть в провал. Нужно уходить.

И осекается. Нет, я не знаю наверняка!

До полуночи он бродит по городу, подолгу обходя трещины. Пытается разобрать завалы, прислушивается, зовет. В душе зреет давящее чувство утраты. Мир разрушился за несколько часов. А может… Лаен с Имой могли уйти в лес, подумав, что его, Риона, завалило обломками. Круто развернувшись, он бежит на восток, к хвойнику.

Но когда подходит к опушке, понимает, что никого не найдет. Густой дремучий лес, как бездна, не пропускает постороннего света и звука. Массив стоит особняком. Безмолвие нарушают только скрип кружащихся крон. Рион, пораженный тишиной и покоем, несколько минут смотрит на высокие стволы. Лес, живущий размеренно и бесконечно долго, просто не замечает того, что произошло.

Недалеко впереди дерево свисает в западину. Наружу выступают многочисленные волнистые корни. Устроившись в яме, как в колыбели, Рион переводит дух.

Завтра вернусь в город, решает он и, прикрыв лицо предплечьем, отключается.

Ничего не снится. Между ночью и рассветом проходит меньше доли секунды. Будит лязг металла. Вывернув голову, Рион выглядывает из укрытия. Бряцая суставами, приближается пришелец. Машина подходит совсем близко, издавая дробный писк. Рион прикрывает трясущиеся веки и старается дышать как можно тише. Притворяется мертвым.

Шаги затихают.

Что-то щелкает.

Рион понимает, что перед ним застывшее лицо пришельца.

– Пошел…

Он пихает врага ногами и, хватаясь за корни, вылезает из западины. Пришелец отталкивается от земли, разрывая мох, и в один прыжок преодолевает расстояние до Риона, догняет, сбивает и, поставив ногу на грудь, придавливает к земле.

– Хороший экземпляр, – произносит он на чистом гехенском и стреляет из предплечья.

Плечо обжигает.

– Подонки!

Эллипсоид с золотистым ядром врезается в кожу и вспыхивает. Тело уплотняется, сжимается и разворачивается по спирали обратно. Рион приземлятся на четвереньки, долго отрывисто дышит, подавляя приступы рвоты.

Со злостью отдирает и швыряет устройство. Потускневшая железка откатывается в угол и звякает.

В кромешной тьме под руками ощущается холодный каменный пол. Разогнувшись, Рион нащупывает шершавые стены, проходится по периметру, на ощупь, и заключает, что находится в квадратном замкнутом помещении, а точнее, в плену. В плену у неизвестных и неизвестности.

Мира резко открывает глаза. Она кричит и задыхается. В ушах звенит. Пижама прилипла к мокрой спине. Она осматривает комнату, будто оказалась в ней первый раз. Одеяло и подушка валяются на полу, простыня – скомкана. Через открытое окно врывается ветер и колышет гардину. В комнату просачивается утренний легкий свет, придавая белым стенам приятный нежный оттенок. Предрассветная тишина и прохлада постепенно возвращают в реальность. Эхо гнетущего сна отступает в подсознание, оставляя тупое оцепенение.

Прошло четыре года, а кошмары до сих пор терзают разум. В тот роковой вечер кар, падая, столкнулся еще с несколькими мостами, сработавшими как амортизаторы, позволяя относительно мягко приземлиться. Мира отделалась ушибами и сильным испугом. Отец сломал ногу и несколько ребер. Мира думала, что после происшествия все изменится, отношения наладятся, семейные разговоры больше не будут сводиться к взаимным упрекам. Ведь не сложись все так удачно, последними их словами друг другу могли бы стать желчные претензии. В больнице между ними произошел трогательный, но серьезный разговор, они обещали друг другу: отец – быть внимательней и обходительней, Мира – ответственней и собранней. Некоторое время так и было. Но все перечеркнул телефонный звонок.