Владимир Шитик - Последняя орбита

Камень, на котором сидел Витя, был круглый, будто полевой валун, и пористый, как известняк. Такой же вид имели и скалы. Витя понял, что поры проделали космические частицы и метеориты. Он вспомнил рассказы Бурмакова о Луне, которая тоже не была окутана атмосферой, и потому даже мельчайшие космические тела достигали ее поверхности, постепенно разрушая и превращая верхний слой в пыль.

Витя взглянул на небо. Белые, голубые, желтые, зеленые, красные звезды висели неподвижно. Откуда-то оттуда, из глубин Галактик, соревнуясь в быстроте и силе, огромным веером разлетаются мириады частиц. Ежедневно бесчисленное множество их встречает на своем пути Плутон. Они обрушиваются на эти камни и скалы со всей силой инерции, накопившейся в них на протяжении миллионов лет блуждания в космосе, ломают все, что попадается на пути, и, обессиленные, гибнут. А на каком-нибудь камне остается вот такая маленькая щербинка. Витя даже ковырнул ее геологическим молотком. Молоток отскочил, не оставив на камне и царапинки. Юноша с уважением погладил твердый бок валуна.

В скалах замелькали лучи фонариков. Витя поспешил назад, чтобы встретить Бурмакова и Павла у корабля. Они подошли, сгорбленные под тяжестью заплечных мешков, молчаливые, усталые. Даже в дезинфекционной камере, освободившись от неуклюжих скафандров, они молчали. Неохотно поев, они легли отдыхать под антигравитационные колпаки, которых не использовали с момента старта с Земли.

Силы к людям вернулись довольно быстро: под колпаками они не чувствовали притяжения Плутона. Бурмаков и Павел снова приступили к работе. Времени нельзя было терять. На экранах осциллографов автоматических лабораторий замелькали электронные лучи, вычерчивая разноцветные кривые. Минеральные соединения, образцы которых Бурмаков и Павел принесли с собой, оказались похожими на земные. Однако их молекулы были более сложными, неизвестными на Земле. Потому даже автоматы, которые, казалось, знали все, не смогли дать ответ, можно ли создать такое молекулярное соединение в земных условиях.

— Вот вам первая загадка, — Бурмаков недоверчиво вертел в руках записанные показания осциллографов.

— С одной стороны — утверждение единства материи, с другой — невозможность объяснить ее происхождение, — окончил его мысль Павел.

— Туманно, Павел Константинович, — улыбнулся Бурмаков. — Так Витя ничего не поймет. Видите, в чем дело. Эти минералы образовались не в пределах Солнечной системы, иначе мы могли бы синтезировать их. Значит, они имеют иное происхождение, космическое. Но молекулы их состоят из атомов, таких же, как и те, что содержатся в элементах, характерных для Солнечной системы. Значит, и у нас, и на планетах других звездных систем есть вещества, в основе которых лежит одна и та же материя.

— И вы говорите об этом так спокойно! — От волнения Витя даже замахал руками.

— Единство материи — давно известная вещь!

— Да нет, Степан Васильевич, я не о материи. Выходит, Плутон действительно залетный?

— Я в этом не уверен настолько, чтоб утверждать категорически. Могло случиться, что здесь были какие-то своеобразные условия в то время, когда происходило образование планеты. Благодаря им появились неизвестные нам раньше молекулярные соединения. Так, Павел Константинович?

— Согласен с вами, Степан Васильевич. У нас нет особых оснований считать Плутон залетным чужаком, — ответил Павел.

Плутонова ночь сменилась днем. Но вокруг по-прежнему было мрачно.

Люди обследовали планету. Они преодолели уже горный хребет и вышли к широкой долине. Покров ее был мягче. Долина вела куда-то далеко, на сотни километров, как свидетельствовали инфракрасные локаторы. В самый раз было использовать вездеход. Павел дважды говорил Бурмакову, что неплохо было бы облегчить себе передвижение. Но тот делал вид, что не понимает его. Топлива, а значит и жизни, на корабле оставалось уже только на пять месяцев — 150 земных, или около 24 местных суток. И он не решался сократить этот и без того короткий срок, так как не знал, принесет ли поездка на вездеходе пользу. Прежде чем отправиться в путешествие, нужно было решить топливную проблему.

Павлу казалась странной такая рассудительность. Его все чаще одолевало нетерпение, он не мог спокойно стоять на пороге тайны и ждать неизвестно чего. Он не очень заботился о горючем, будучи уверенным, что обязательно найдет его под ногами, если пойдет в долину.

Бурмаков был старше, опытнее, выдержаннее. Даже, если бы оставались считанные минуты жизни, он вряд ли решился бы на какой-нибудь опрометчивый поступок. Он искал бы выхода и боролся бы за жизнь до самого конца. Но ему с каждым днем все труднее было выдерживать Павлов нажим.