Виктория Воробьева - Юнона

Нэлл посмотрела на часы (полдвенадцатого) и переключилась на «кейки». Несмотря на поздний час, в эфире была толпа народа — почти никто не спал и не был занят.

Поколебавшись, она отправила вызов Тому.

— Нэлли, ты как раз вовремя! — обрадовался он. — Чтобы своими глазами увидеть, как полицейская машина выбирается из канавы.

— Прости, Том, я обычно тупа в это время суток, — со вздохом ответила она. — Куда смотреть-то?

Он тут же прислал ей ссылку. «Чандрасекар», потоковое видео.

Угольный Рой выходил на орбиту вокруг Юпитера. Тонкое полукольцо, видимое почти с ребра, неразличимо медленно втекало в невидимое сопло и за его границей превращалось в пушистое серое облачко. Насколько Нэлл могла понять, облачко отставало от Ио, двигаясь по орбите чуть медленнее ее.

— Как ты понимаешь, это надолго, — продолжил Том. — Ему еще почти сутки выбираться. Но начало положено! Жалко, что мы сейчас не можем проследить за ним вблизи. Шестнадцатый Ио-Орбитер с орбиты не сорвешь, топлива не хватит, а разрешение «Чандрасекара» сама видишь какое.

— Не вижу, — сказала Нэлл.

— 120 метров на пиксель. Рыдать и плакать.

— А у Фотона-Ультра?

— У того примерно столько же. В лучшем случае, 70 метров на пиксель для самого коротковолнового канала. Ну, ничего, — довольно добавил он, — через пару часов мы выпустим туда семнадцатый Ио-Орбитер с полным баком цезия и, начиная с послезавтра, сможем любоваться Роем изнутри. Дэн как раз сейчас им занимается.

Нэлл показалось, что она ослышалась.

— Куда вы собираетесь отправить семнадцатый Ио-Орбитер? Прямо в Рой?!

— Именно так, — спокойно ответил Том. — Сразу получим ответы на множество вопросов. Попробуем, конечно, сближаться постепенно — сначала до расстояния в несколько тысяч километров…

— Том, это безумие, — тихо сказала Нэлл, чувствуя, что снова падает куда-то спиной вниз. — Это означает сознательно нарываться.

— Мы уже нарвались, Нэлл. Когда забрали Четырнадцатую Точку. Когда Ио-Орбитер пролетел в семи километрах от Роя. Мы влипли всеми четырьмя лапами, и теперь осторожность не благоразумна, а безрассудна. Нам нужна информация, и мы ее получим. В самом плохом случае — потеряем аппарат. Земля должна знать, с чем мы имеем дело. Согласна?

«А ведь он тоже боится, — подумала Нэлл. — Поэтому и ведет себя так… как будто ему все нипочем. И я, наверно, тоже боюсь… Хотя бояться уже поздно».

— А что Руперт? — спросила она. — Он в курсе ваших планов? Или это была его идея?

— Идея была Алекса, — признался Том. — Я про этот семнадцатый Ио-Орбитер и думать забыл. Мы еще утром просчитали его траекторию, подготовили техническое описание миссии и запросили разрешение с Земли. Там сначала среагировали примерно так же, как ты сейчас: не привлекать внимания, не рисковать, сидеть тихо и не отсвечивать… — он усмехнулся. — Но Руперт не дурак, его удалось убедить.

«Ну, еще бы, — подумала Нэлл. — Рисковать-то не ему».

— Ну что ж, удачи, капитан, — сказала она вслух.

Почти весь следующий день Нэлл провела в лихорадочном состоянии — нервной смеси ужаса и любопытства. Судя по состоянию панели «кейки», вместе с ней лихорадило всю станцию. Почти у всех, кто сидел в «кейки» и обменивался короткими бессвязными репликами, на зрительном поле было одно изображение — потоковое видео с подлетающего семнадцатого Ио-Орбитера.

Рой окончательно выскользнул из гравитационного поля Ио поздним утром, незадолго до обеда. Пару часов он был пушистым темно-серым облаком диаметром в полторы тысячи километров — полупрозрачным, но с резким краем. В этом облаке явно что-то происходило — по нему будто пробегала рябь уплотнений и разрежений, потом выделилось плотное ядро. Семнадцатый Ио-Орбитер был еще далеко, и разрешения его главной камеры не хватало, чтобы разделить Рой на отдельные элементы.

Потом как-то вдруг в облаке Роя прорисовалась внутренняя структура, а сам Рой сжался в несколько раз и принял отчетливо круглую форму. Сначала эта структура казалась строго радиальной — что-то вроде огромного одуванчика с длинными нитями, выходящими из плотного центра. Потом, на разрешении около 20 метров на пиксель, структура приобрела вид снежинки или трехмерной паутины — между толстыми усами, расходившимися в разные стороны, прорисовались тончайшие поперечные нити. Ну а потом ни у кого уже не осталось ни слов, ни аналогий.

— Да помилует нас Пресвятая Дева, — прошептала Мелисса Плавич. — Что это?