Шамиль Идиатуллин - Возвращение «Пионера»

Я потер нос, в котором защекотало, и бодро сказал:

– Что там с углями, готовы? Картоху закладываем?

– Рано. Сгорит, – сказали слева, где все шибко умные и рассудительные.

Вот и ладушки. Шевелиться не хотелось вообще.

Жаль, язык у меня всегда готов шевелиться. Без согласования с остальным мной.

– Боимся, ребзя? – осведомился я вполголоса.

Справа фыркнули, а слева спросили:

– Сам-то как?

Я вытянул ноги к огню, пошевелил стремительно накаляющимися резиновыми носками полукед и сказал:

– А смысл? Лететь надо? Надо. Кто-то, кроме нас, сможет? Не сможет. Мы готовы? Готовы. Для нас все всё сделали? Ага. Так фигли тут выпендриваться? И фигли бояться?

– Страх – он же не спрашивает.

– А я не отвечаю.

– Лишь бы брякнуть чего, – одобрительно, кажется, сказали справа.

– Учись, мать, у дедушки, пока он жив.

Я зашипел, убирая скрючившиеся от жара ноги, и быстро, пока со всех сторон не принялись напоминать, что все тут старше меня, спросил то, о чем спрашивать вообще не собирался:

– Как вы думаете, нам Героев дадут?

– Размечтался, – фыркнули справа и тут же добавили почти без паузы: – А чего нет? Всем дают, а мы чем хуже?

– Возрастом, – с раздражающей, как обычно, рассудительностью напомнили слева. – И вообще, я не уверен, что в невоенное время пионеры-герои возможны.

– Если не уверен, меня спрашивай, – посоветовал я. – Фотку Брежнева в пионерском галстуке видел? В Артеке там и так далее. Ну и все. А он сколькижды Герой у нас был?

Справа хмыкнули, слева зашевелились, явно готовясь рассказать древний анекдот. Это надо было опережать:

– Да-да, помним-помним, «к Жукову не полечу, у него звезды порохом пахнут, а у тебя липой». У нас-то не липой будут.

– Если справимся, – почти беззвучно сказали справа.

– Ты что? – спросил я, развернувшись так, что слетели оба одеяла. – Ты заканчивай. Заболела? Не готова? Очко на минусе?

– Так с девочками нельзя разговаривать, – отрезала она.

Обиделась. Вот и хорошо.

– Ты не девочка, ты бортинженер! – рявкнул я. – Тебя взяли, тебе доверили, тебя обучили, от тебя все на свете зависит! Ты это помнишь?

Даже в кромешной тьме было понятно, что она уставилась на меня с ненавистью и, наверное, готова заплакать. На левое плечо легла ладонь – полегче, мол. Я ее сбросил. Какое тут легче, блин. Тут всей тяжестью и со всего размаху надо.

– Если сомневаешься, давай сейчас, пока не поздно, доложим, в двухместном режиме на старт пойдем, как и планировалось, Главный говорил…

– Кончай базар! – прошипела она. – В двухместном захотел. Фиг тебе, понял? Вы люк от сопла не отличите, теоретики, куда вас одних в космос отпускать?

– Вот именно, – подхватил я, успокаиваясь. – Тебя почему отобрали-то? Ты, смотри, вот сейчас спать ляжешь, и тебе во сне команду дадут, что делать, – ты сделаешь?

– Да ладно, – протянула она презрительно и явно через силу.

– Ну и все, – отрезал я, как-то сразу успокаиваясь. – Значит, и там сделаешь, и где угодно, сколько угодно раз. Это и называется – справилась.

– А если мы сделаем, а она все равно…

– Тихо! – рявкнули уже слева – так, что мы оба вздрогнули и пришли в себя.

В самом деле, сидим под открытым небом, дебилы, и про такое говорим. А небо слышит. И она слышит.

Глупости, конечно, но никто же обратного не доказал.

Мы задрали головы и некоторое время пялились – привыкая к тьме после пламени и боясь привыкнуть совсем – в черное холодное небо с яркими звездами, невидимыми планетами и совсем будто не существующими кометами, умеющими, оказывается, превращать в несуществующее то, что вот только что существовало в сотнях тысяч километров от них.

Мир так устроен.

Взмах крыла бабочки на одном континенте пробуждает цунами рядом с другим, а неосторожное упоминание или даже мысль о космическом объекте заставляет, быть может, этот объект сменить траекторию, повернуться или пойти на голос. Это раньше было просто: вот Земля, вот Луна, вот Солнце, вот прочие звезды, сила тяготения есть – они взаимодействуют, нет – привет, плюют друг на друга. А теперь оказалось, что не плюют. Что всякий луч, коснувшийся твоего глаза, через этот глаз что-то делает с твоим мозгом. Каждая частица есть волна, омывающая разные части Млечного Пути. На каждое световое действие найдется магнитное противодействие. И вся Вселенная пронизана паутиной тонких, но тяжеленных нитей, которые, натянувшись, способны скомкать, перекосить и разодрать любой участок Галактики, если не всю Галактику, как зацепившаяся за застежку сапога петелька может разодрать и скомкать женский чулок. И никто не знает, не касается ли его локтя в этот миг одна из таких нитей – так, что неосторожное движение если не погубит мир, которого мы не знаем, то хлопнет пистоном, безобидным, когда лежит на ладошке, и смертоносным, когда этот пистон вмурован в капсюль патрона или бомбы. Смертоносным для одного человека. А мы готовимся спасти тысячи. Десятки тысяч. Миллионы. Не дать их убить. Завтра.