Мария Шелкопряд - Дыхание светлячков

– А одной твоей дочурке целых тридцать пять, – Тали потупилась, выражая притворное смирение, но намекая, что сильно засиделась дома.

Не то, чтобы мы никогда не покидали пределы родной станции. Северные края почти не пострадали после Конца Света. Здесь не встречались мутанты, называемые некродышами, никто в глаза не видел пресловутой аксбертоновой ртути, люди, живые и мертвые, всегда рады гостям. Потому мы очень даже много ездили и ходили пешком с палаткой, но только по окрестным тундрам и лесотундрам, да ездили по поручениям к родственникам в городки. Двухнедельные зависания в безлюдных местностях или в гостях у ближайших чукчей не могли считаться серьезными путешествиями, так что отцу немедленно сделалось стыдно. Даже месяц, проведенный однажды на дрейфующей станции – мелочь по сравнению с другой страной.

– Мы будем писать домой каждый месяц! – пообещала я.

– Про погоду, про новости … – забросила наживку Тали.

– Выясним, насколько радиоведущие далеки от истины, – добила я. – Пап, ты ведь слышал, мертвецам во Франции ничего не угрожает, да и профессор нас многому может научить! Ну, кроме того, что вампиры тупик эволюции, это и так ясно всем, кроме вампиров.

Тяжелый папин вздох означал – глава семьи смирился с поражением, добитый ослепительными улыбками дочерей. Именно улыбка всегда помогала нам с Тали отстоять решения, главное – не пользоваться этим оружием слишком часто.

Наставления мы выслушали внимательно. Папа был невысокого мнения о друзьях дяди, особенно о тех, кто по собственной воле суется к вампирам с сумасбродными идеями, а потому в наших с Тали обязанностях оказалось приглядывать за Хенриком.

Профессор Василевич этого не знал, и наоборот, обещал родителям глаз не спускать с их малюток и учить нас уму-разуму. От этого мама, которой понравился профессор, была особенно довольна – раз мужчина берет на себя ответственность за ее дочерей, то сто раз подумает, прежде чем совершит какой-нибудь самоубийственный поступок.

Наши пожитки легко уместились на санях, где располагались профессорские чемоданы. Хенрик Василевич клялся – девушек с такими легким багажом он за всю жизнь не встречал ни в одной стране.

Действительно, самые тяжелые вещи в наших рюкзаках – запасные сапоги и толстый словарик французского языка. Мама успела раздобыть нам и аудио-самоучитель, но как обойтись без знания письменности в чужой стране? Из украшений мы взяли только одинаковые кулоны-льдинки из стекла, на кожаном шнурке, с которыми почти не расставались, и радиоприемник-кирпич, висевший как всегда на сестре поверх одежды.

А все потому, что мы планировали прикупить новых вещей во Франции, особенно Тали, которой холод нипочем, да и маму можно порадовать красивыми не греющими тряпками. Денег у нас, конечно, не так уж много, но мы рассчитывали устроиться куда-нибудь на подработку, пока профессор будет читать вампирам лекции. Кроме того, в рюкзаках требовалось оставить место для сувениров неизвестных размеров и количества, ведь последние сколь-нибудь достоверные сведения о Франции поступали до Конца Света, а что сейчас в моде в стране Эйфелевой башни доподлинно неизвестно. Говорили только, что Франция мало пострадала от аксбертоновой ртути, но дальние туристические пути до сих пор плохо налажены.

Прощание вышло коротким. Василевич смеялся, считая напутствия полярников нам с Тали беречь его персону шуткой. Никто из сотрудников станции его в этом не разубеждал.

Вскоре снег уже сливался в сверкающую полосу за бортами саней. Родная метеорологическая станция, окруженная антеннами, осталась позади, а в небе над нами разгоралось северное сияние, превращая снежные поля в медленный калейдоскоп.

Говорят, до Конца Света, с северным сиянием все обстояло иначе. Что-то там, в атмосфере, с тех пор изменилось. Лишь при сравнении старых и новых видеозаписей можно это узнать, а для большинства населения земного шара северные сияния так и остались короткими заметками в учебниках. Старые виды от новых никто не отличит.

Нам с Тали повезло – громадные цветные полотна, колыхающиеся в воздухе, видны для нас каждую полярную ночь, как и игра отсветов на снеге и воде. Бабушка Людмила, филолог, неизвестно как затесавшийся в нашу династию метеорологов и мореплавателей, глядя на них, всегда заявляла, что они-то и породили мифы об огнедышащих драконах.

Но мы больше любили особо редкие, «новые» воронковидные сияния, заставлявшие краски внизу плясать как огни ночного клуба из какого-нибудь старого фильма о распутной жизни. В такое время шаманы устраивают ритуальные пляски, пока небеса сходят с ума.