Я стоял на разделительной полосе; стоял и смотрел на них. Просто смотрел. Ничего не чувствовал: ни в момент удара, хотя сразу понял, что он означает, ни позже, когда видел бестолковое топтание все увеличивавшейся толпы у тела. По прошествии, должно быть, минут пяти кто-то достал мобильный телефон и стал звонить в 02. К тому времени я уже был на другой стороне Комсомольского, уже сел в свою "шкоду". И оттуда все оглядывался на собравшихся.
Сидел за рулем и смотрел, не решаясь оторваться от тяжелого зрелища и ехать дальше. Я был взволнован, вернее, встревожен, но не самой аварией, а отсутствием в себе хоть какой-то реакции на нее. Я уже говорил, что не ощутил ничего: ни чувств, ни эмоций, долженствующих вывести меня из равновесия в такой критический момент. Более того, виденная мною картинка подброшенного вверх тела от тяжкого соприкосновения с машиной, а затем безжизненно распластавшегося на асфальте, для меня была словно эпизодом в некоем прокручиваемым предо мной кино, банальным эпизодом, тысячный раз демонстрируемым с экрана, кочующим из фильма в фильм. Не помню, кажется, в момент удара я пробормотал пошлейшее "ух ты, оба на" или что-то в таком духе. И произнеся эту ничего не выразившую бессмыслицу, внезапно ужаснулся ей. Да и ужаснулся как-то вяло, словно по долгу службы.
Холодные пальцы накрыли мою ладонь. Я вздрогнул от этого прикосновения.
Талия ничего не говорила, она лишь пристально смотрела мне в глаза, и продолжала держать мою руку в своей. Держала долго, пока не затихли мои воспоминания и не улеглись, в глубине памяти, как прежде.
Спустя какое-то время - наши руки все еще сплетались - прозвенел звонок; прибыл разносчик пиццы. Получив от меня деньги и отказавшись от чаевых, паренек лет восемнадцати долго топтался на пороге, не спеша уйти к другим клиентам и во все глаза смотрел на появившуюся за моей спиной Талию. Бог его знает, почему.
Наконец очнувшись, он скороговоркой поблагодарил за оказанное его фирме доверие и немедленно ушел. Талия закрыла за ним дверь.
- Надеюсь, мой выбор тебе понравится, - сказала она, все еще держа руку на дверном замке. С нежно пахнущей коробкой я вошел в кухню, по-прежнему, Талия тенью следовала за мной.
За чаем мы говорили о каких-то пустяках, помнится, в том числе, и о вкусах. У меня вертелось на языке несколько вопросов, так или иначе касающихся Маши; но в тот вечер мне показалось, что задавать их не следует. Словно компаньонка Талии для нас, сидящих в моей кухне, в этот час была запретной темой, и одно упоминание о девушке могло разрушить то непрочное, что, как я ощутил в этот вечер, нежданно связало нас. Все время, проведенное за ужином, Талия посматривала украдкой на часы, они находились за моей спиной, и я невольно перехватывал каждый ее взгляд, затылком чувствуя, куда он обращен. Но уходить она не спешила. Или ждала чего-то. Собралась только в самом начале десятого, посреди вялой беседы пробормотав вполголоса "все, мне пора" столь безапелляционно резко, что я не посмел ее удерживать.
Проводив ее до двери, я все же не удержался - вечер был закончен - и спросил о Маше. Талия пожала плечами.
- Она дома, - просто ответила моя соседка, точно ответ ее должен был объяснить мне многое, если не все. С моей стороны вопросов не последовало более, я не решился задать вертевшееся на языке, и Талия ушла в свою тайну.
Ночью мне снилась Маша, одна, без своей наставницы. Словно странный этот вечер и должен был завершиться не менее странным сном. Действие его происходило в моей квартире, помню, все началось с того, что из ниоткуда появившаяся в моей гостиной Маша потягивала шампанское из фужера и, обводя свободной рукою роскошно накрытый стол, рассказывала, сколь приятно, распахнув одежды, вдыхать полной грудью свежий воздух Арктики, дувший из распахнутого настежь окна, ожидая, когда легкие наполнятся им, и напитается кровь. Тогда свершится невозможное и человек окажется способен оторваться от грешной земли и взлететь.
- Но это должен быть непременно воздух Арктики, - говорила она, покачивая ногою, отчего халатик ее сбился к бедру, и точеные Машины ножки предстали мне во всем их великолепии. - Никакой иной не способен наполнить человека мечтами о далеких краях, а без этого невозможно оторваться от земли, подняться в воздух и лететь, лететь, лететь....
Комната начала таять пред моими глазами, Маша вскочила на ноги, и, распахнув руки, как крылья, или наоборот, я уже не мог понять, что именно вижу, воспарила к разверзшимся небесам, а через мгновение сияющей точной исчезла, затерялась в них. А следом за ней исчезло все.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу