Александр Тихорецкий - Три шага к вечности

Тарновский опять сел за руль, машинально повернул ключ зажигания – словно ждавшая этого, машина тут же завелась; еще полсекунды понадобилось на то, чтобы поверить в реальность происходящего.

Шепча слова благодарности в адрес всех Богов, на ходу приводя себя в порядок, он бодренько стартовал и успел отъехать уже километров десять от места вынужденной своей стоянки, когда увидел впереди проблесковые маячки ГАИ. Взмахом жезла инспектор приказал объехать какой-то предмет, бесформенной грудой лежащий на дороге, и сердце учащенно забилось: авария! человека сбили?

Проезжая мимо, Тарновский вцепился в предмет взглядом, сантиметр за сантиметром сканируя, пытаясь сложить сумбур линий и светотени в рельеф изувеченного тела; внезапно, будто притянутые магнитом, разрозненные фрагменты соединились в чудовищный пазл, явив оглушенному разуму невероятное – на дороге, в громадной луже крови лежала половина лошади. С неестественно выгнутой, запрокинутой безобразно шеей, жгутами порванных артерий, – воображение дорисовало и хронологизировало картинку – удар, боль, безумие, горячка агонии, последний рывок…

Медленно, бесшумно проплывая мимо жуткого обрубка (обрывка? обрезка? обломка?), Тарновский будто проваливался в продолжение кошмара, перенесенного в явь крыльями совы, в инфернальный натурализм Гойинских офортов, завертевшихся откуда-то вдруг перед глазами. Не в силах остановить, остановиться, освободиться, плавая в густой выморочной прострации. В каком-то внесознательном оцепенении, балансировании на грани рационального и сверхъестественного…

Вернувшись домой, он постарался выбросить из головы эту историю, однако, вскоре она сама напомнила о себе. Через день позвонил представитель фирмы-заказчика, курирующий подписанный контракт, и поинтересовался ходом его исполнения. Поинтересовался, надо сказать, как-то скованно, натужно; Тарновский насторожился. Разговор выходил рваный, полный пауз и недоговоренностей, куратор что-то мямлил, изрекал банальности и неопределенности. В, конце концов, Тарновскому это надоело, и он напрямик поинтересовался, в чем дело. Запинаясь, извиняясь через каждое слово, собеседник посоветовал прочитать номер «Городских ведомостей» за вчерашнее число и поспешил (наконец-то!) откланяться.

Тарновский от корки до корки проштудировал газету, ровным счетом ничего в ней не обнаружил, и хотел уже было отбросить ее, машинально вертя мыслишками относительно психического здоровья партнеров по бизнесу, как на глаза попалась заметка, напечатанная мелким шрифтом, в самом подвале последней страницы. В заметке рассказывалось о дорожно-транспортном происшествии в одном из западных районов области. В одном из западных, ага, так-так-так. Привязанная к дереву лошадь каким-то образом освободилась от пут и вышла на трассу. Ну, так. По которой в этот момент проезжал на своей BMW некий бизнесмен, житель Города. Та-ак, ну и? Бизнесмен с управлением не справился, наехал на лошадь, получившую страшные увечья (что за увечья такие, интересно?) и разбился насмерть, врезавшись в придорожное дерево. Так…

Дерево, лошадь… Тут только Тарновский вспомнил зловещую сову, оскал лошадиной морды, глянец крови на асфальте. Вспомнил, и вся невероятная цепь из случайностей, странностей, невероятностей и совпадений вспыхнула гирляндой надсознательной ассоциативной догадки. Выдержка изменила ему, достоверность произошедшего сводила с ума, делала бесполезными сарказм, здравомыслие, рационализм…

Как объяснить? На что отнести? Куда спрятать? А, может, и не прятать? Может, это как раз тот самый случай, последний довод и доказательство, делающие бессмысленными сомнения, все эти «если» и «но», – он изнемогал, взвешивал, искал, нащупывал, скользил, оступался, балансировал. Вновь и вновь возвращаясь в тот день, в те несколько часов, вновь и вновь все переживая, перечувствывая, переосмысливая, вновь и вновь начиная сначала. Что-то необъяснимое, большое и настоящее прошло мимо, близко, совсем рядом, и он чувствовал, осязал свою сопричастность, вовлеченность, органическое эзотерическое родство. И одновременно беспомощность, отдаленность, несостоятельность, – он – статист, манекен, кукла в руках всесильного и всезнающего аниматора.

Сознание очнулось, вернуло в реальность. Сверкающий корпус «Волги» все так же маячил в зеркале заднего вида, слепил глаза. Уже не было злости, гнева – все вобралось, сжалось пружиной, холодной и хищной силой. Далеко не уходи. Сейчас мы сделаем тебя, сволочь…