Jack Vance - Золото и железо. Кларджес

«Невелика наука. А где индикатор высоты?»

«Здесь, — девушка указала на строку угловатых черных символов, ползущую по бледно-серой полоске. — Это альтиметр и спидометр. Зеленый кружок посередине — символ летательного аппарата. Тень под кружком отображает профиль ландшафта прямо по курсу. Чем ниже летит яхта, тем больше становится зеленый кружок. Когда яхта приземляется, край зеленой окружности касается черного поля».

Барч кивнул: «Все это достаточно просто».

Пару секунд она внимательно наблюдала за ним, после чего спросила: «Куда мы направляемся?»

«В бар Прохвоста Келли — он на другом берегу залива, напротив Сан-Франциско. Или ты хотела бы полюбоваться на более пристойное ночное времяпровождение туземцев?»

«В том, что касается выбора любопытных явлений, мне придется положиться на ваше суждение».

«Мне трудно о чем-либо судить, не разобравшись в твоем умонастроении. Сколько тебе лет?»

«Пятьдесят два года». Заметив явное изумление Барча, она пояснила: «В земном летоисчислении это соответствует примерно двадцати годам».

«Твое имя почти непроизносимо, — сказал Барч. — Я буду звать тебя «Эллен»».

В полутьме кабины трудно было определить выражение ее лица: «Как вам угодно».

На полоске альтиметра появился зубчатый черный график прибрежных холмов.

Под ними распростерся длинный ковер огней: Сан-Леандро, Окленд, Беркли. Барч пролетел над побережьем залива на высоте примерно трехсот метров, после чего повернул направо и вниз, к авеню Сан-Пабло: «Думаю, там найдется свободное место, где можно будет оставить яхту. Да, вот здесь!»

Он опустил машину за вереницей эвкалиптов: «Приступим к нашей экскурсии».

Из бара Прохвоста Келли по всей улице разносилась громкая бесшабашная музыка.

«Любопытный ритм, — заметила Комейтк-Лелианр. — Надо полагать, местные жители исполняют интерпретационные танцы с примесью сексуального символизма».

«На этот счет ничего не могу сказать. По меньшей мере, их танцы энергичны. Но я в самом деле хотел, чтобы ты послушала эту музыку — может быть, ты ничего такого раньше не слышала».

Девушка прислушалась: «Восьмиголосие, насколько я понимаю?»

Рой Барч наставительно возразил: «В ансамбле только семь инструментов».

«Но один из них — по звучанию напоминающий арфу — играет в два голоса».

«А, фортепиано! — Барч внезапно огорчился. — Так что же, зайдем туда?»

Он провел ее к столику в полутемном углу. Семь человек на эстраде играли на трубе, тромбоне, кларнете, фортепиано, барабанах, банджо и тубе — играли блестяще и выразительно, с вызывающей возбуждение живостью.

Наклонившись к уху лектванки, Барч сказал: «Это джазовый ансамбль «Йерба буэна». Они играют пьесу под названием «Усталый блюз»».

«Мне она вовсе не кажется усталой».

«Нет, конечно — это скорее шуточное наименование», — Барч повернулся к эстраде.

Музыка достигала кульминации: труба звенела, как источник чистой металлической энергии, тромбон отвечал темными, грубоватыми и хрипловатыми тонами, кларнет взлетал пассажами, как огненная птица. Прозвучал заключительный смешанный аккорд, подчеркнутый слепящим взрывом тарелок; слушатели вздохнули, высвобождая напряжение — каждый по-своему.

Барч спросил у девушки-лектванки: «Что ты об этом думаешь?»

«Громкая, эмоционально насыщенная музыка».

«Это музыка нашей эпохи! — с лихорадочной настойчивостью произнес Барч. — Она отражает присущее нам стремление к достижению новых рубежей. Джаз — лучший пример современной раскрепощенной изобретательности».

Комейтк-Лелианр слегка наклонилась над столом: «Судя по всему, вы мыслите символическими образами — не так ли?»

«Не знаю, — нетерпеливо отозвался Барч. — Это не имеет значения. Разве ты не можешь забыть о примитивной антропологии на какое-то время?» Он заметил, как дрогнули ее брови, и с горечью сказал: «Ты это делаешь машинально».

«Что именно?»

«Переключаешься от одной «стилизации» к другой. Находишь роль, наилучшим образом соответствующую обстоятельствам, и входишь в эту роль».

Девушка нахмурилась: «Никогда не думала об этом с такой точки зрения».

Барч досадливо взмахнул рукой: «Забудь об этом! Слушай музыку. Я для того сюда тебя привел».

Комейтк-Лелианр прислушалась: «Очень интересно! Но мне эти звуки режут уши. Они слишком откровенны, не оставляют места для компромисса».

«Нет, нет!» — воскликнул Барч, не совсем понимая, в чем именно он усматривал противоречие. Он говорил возбужденно и страстно, желая возбудить в девушке приязнь к той музыке, которая ему нравилась — а следовательно и к себе самому: «По сравнению с вами, мы — молодая раса. На вашей планете все успокоилось, вы устроились в жизни, довольны собой. На Земле все по-другому! На Земле наступили волнующие времена — и после прибытия лектванов оживление только возросло. Здесь каждый день дышит новизной и свежестью, каждый день начинается что-то небывалое, наблюдается продвижение к цели. Мы живем, увлеченные этой стремниной в будущее, и полное надежд непостоянство отражается в нашей музыке».