Игорь Старцев - Сиротская Ойкумена

– Валяй, – разрешил старик. – Какой из тебя жулик? Только если что задумал – башку отстрелю, усек?

– Еще бы не усек.

В деревне Речной улеглась тишина. Ветер давно затих, и слышался разве что лай деревенских собак да вскрикивали сонные голоса в таборе – разные сны снились людям в эту пору. Подкатив с треском к лагерю, дед вынул из прицепа моток толстой проволоки и в несколько оборотов прикрутил ею мотоблок к передку повозки. Постников тем временем сходил до костра, принес полный котелок дымящегося кипятка и достал из мешка банку консервов. Старик выложил золотистые картофельные лепешки и даже небольшой шматок копченого сала. Пили кофе в прицепе при свете старого аккумуляторного фонаря, в то время как по брезентовой кровле уютнейшее постукивал ленивый дождь. Перекусив, растянулись на брезенте, из-под которого в бока упиралась картошка. Говорили обо всем, то есть, Постников, конечно, больше расспрашивал. Спать что-то не хотелось.

– На западной околице ходит оборванная девушка. Она сумасшедшая?

– Заигрывала, никак? Да это же наша Гретхен, которая без соображения! Так вот оно что – ему Гретхен повстречалась, а мы ее за амбарами и в лесу весь день искали! А она, видать, в старый дом опять забралась.

Старик высунулся из-под брезента и заголосил на весь лагерь:

– Госпожа Энгельс! Она в старом доме пряталась! Я же говорил вам: никуда не денется, побоится одна за деревню выходить!

Ему неразборчиво ответила женщина. Дед заполз обратно в фургон и закурил трубку, отчего фонарный свет приобрел сизый оттенок. Зато комары теперь трижды подумают, прежде чем сюда соваться. Старик пояснил:

– Ее болотники из халифата утащили в прошлом году, измывались, а потом выгнали. С тех пор она иногда нормальная, а в другой раз то хлеб выпрашивает, то пляшет на дороге. Голова мутится у нее, видишь ли.

– Тяжелая история, – сказал Постников и чихнул вследствие дыма.

– Это ничего, это пройдет, – ободрил старик и выколотил трубку на бортике фургона.

– Сколько ей лет?

– Да вроде как семнадцать стукнуло к лету.

– Почему так сделали с женщиной на площади? И кто?

– Как почему? Чтобы люди боялись в ополчение идти. У каждого родня есть, и всякий подумает – надо ли ему такое. Но послушай лучше. Ты об этом деле не говори ни с кем – а то мало ли кто тебе попадется. Не то слово брякнул – и кожу с тебя долой, это у них не залежится. Молчание – золото, умные люди до нас установили!

Он так и не назвал своего имени и не просил собеседника представиться. Да и Постников сам уже начал кое-что соображать.

– Как вообще живется здесь?

Дед почесался и ответил:

– Нехорошо живется, тревожно. Главное – на улицу в сумерках не соваться, а ночью теперь и медики не ездят, и полиция не особо. Как живется, спрашиваешь? А я тебе скажу: дома надо сидеть. Дверь на пять замков, на окнах решетка из нержавейки и ставни со звукоизоляцией. Пересидеть можно – но только тихо, и после сумерек со двора ни ногой. Я бы рад на своем огороде жизнь дожить – да ведь как усидишь? Вон беженцы те же идут – отощали, одни ребра торчат, а еще и детей с собой волокут. Им теперь никто куска не подаст, а у меня и картошка, и морковь, и свекла та же – я им недорого обменяю, чего-то из одежды, и обувки возьму. И они живые, не померли с голодухи, и я внукам обновки привез. А как еще – жить-то всем надо.

– А что слышно, если в мировом масштабе? Кто такой Дарах, и откуда имя такое странное?

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.