Марк Воронин - Форт Рэйвен

– На вот еще, прикуси эту штуку зубами. Будет больно, но тут ничего не поделать. Буду стараться шить поаккуратнее, – он протянул мне какую-то рукоятку, похоже, деревянную, но обтянутую темной кожей.

Я не без омерзения схватил ее зубами. Кожа на рукоятке немного горчила, но это не раздражало, и еще на ней было множество следов от прежних зубов…

– Готов?– спросил Сэм и натянул латексные перчатки.

Я кивнул и закрыл глаза в ожидании пронизывающей боли. Но боли почти не было. Напротив – густо запахло самогоном. Я приоткрыл глаз и увидел, как Сэм поливает рану из небольшой бутылочки.

– Рана, как ни странно, довольно чистая, – говорил он сам себе. – Может, и заживет нормально…

Я снова прикрыл глаза. Голова кружилась. Я довольно давно не ел, и ударная доза спиртного сделала свое дело. Я уже не ждал боли, весь сжавшись, но она все же пришла, и я впился зубами в кожаную рукоятку, а глаза застило багровое марево.

Очнулся я, когда уже было темно. Жутко болела голова, и хотелось выпить ведро воды. При этом страстно и неудержимо хотелось и противоположного: отлить, и как можно быстрее. Я встал и отметил, что нога болит, но я при этом уже могу ковылять и без костыля. Правда, я по большей части переходил от стены к стене, но вчера и об этом речи быть не могло. Походив на ощупь по дому, я нашел выключатель, а затем, вспомнив, где принимал душ, пошел туда: там же был и туалет. Я был голый, и почему-то только в туалете обратил внимание на это обстоятельство. Впрочем, я также отметил, что жгута на мне уже не было, а рана была туго забинтована. Вернувшись через пару минут к дивану, я обнаружил на одном из подлокотников фланелевую пижаму, любезно оставленную Сэмом, в которую я тотчас же и облачился.

Пройдя на кухню, я отметил, что там не было ни стойки с минеральной водой, ни фильтра, и потому я просто прильнул к водопроводному крану. Напившись, я осмотрелся: теперь бы еще найти что-то от головной боли… Блин, раскалывается просто! Но в ящиках, что были под рукой, я ничего не нашел, а искать более основательно мне было неловко. Я снял с сушилки большую, наверное, полулитровую пузатую чашку, с надписью «Сан-Франциско» на боку, и наполнил ее до краев водой из крана: на вкус вода оказалась очень даже приятной. Я отпил половину залпом, а затем, выдохнув, уже не торопясь, допил остаток и наполнил чашку снова. Не выпуская чашки из рук, я походил по дому, и осмотрелся. Он был небольшой: весь первый этаж – гостиная, примерно четыре на семь метров,– совмещенная с кухней. Посередине на тумбе светлого полированного дерева стоял средних размеров телевизор. Напротив него – диван, на котором я лежал и справа от дивана – торшер. Напротив кухни располагалась лестница, ведущая на второй этаж, и рядом с ней – дверь, видимо – в подвал. На стенах висели три оленьи и одна медвежья голова. Интересно, что нигде не было ни картин, ни фотографий, за исключением одной, где была изображена молодая женщина в летнем платье на фоне моста «Золотые ворота». Ага, вот откуда чашка «Сан-Франциско»! – догадался я.

Пол был паркетный, светлого же дерева, очевидно, такой же старый, как и дом, поскольку при ходьбе он громко поскрипывал.

В углу, слева он лестницы стоял застекленный шкаф с коллекцией ружей. Я пригляделся. Скорее всего, ни одно из них «рабочим» не было, уж больно старыми они казались.

Вдруг за окном загавкали собаки, и я оглянулся. Затем, как мог быстро метнулся к противоположной стене и выключил свет. Снаружи никого видно не было, но собаки продолжали надсадно лаять. Я встал сбоку от окна и, прильнув к стеклу, пытался что-то разглядеть. Падал мокрый снег, который, похоже, тут же и таял. Я все всматривался в темноту леса, подходившего к самому дому, но тщетно: никакого движения заметно не было. И тут я вдруг отчетливо почувствовал, причем не головой, а всем телом, что никакой опасности нет! Это было так ясно, словно за окном был солнечный день, и видно было на сто километров вокруг. «Наверное, где-то койот пробежал, или енот» – подумал я, и уже не включая свет, вернулся на диван. Голова болела отчаянно, и я все пытался как-то улечься, найти положение, когда боль была бы не настолько невыносимо пронизывающей.

Собаки стали понемногу утихать и вскоре успокоились совсем и тогда, кажется, я снова заснул.

***

Сэм разбудил меня около семи. Он чем-то звенел и тарахтел на кухне: не то кастрюлями, не то – сковородками. Я сел на диване и отметил, что головная боль уже почти прошла. Для полной уверенности я встал, и да – голова почти не болела. Нога вроде бы тоже почти не болела, и была, кажется, даже лучше, чем ночью, во время моего визита в туалет. Сэм обернулся.