Джордж Энгланд - Эликсир ненависти

Прекратив дышать, Деннисон сел на корточки сбоку, безумными глазами взирая на то, что лежало внутри. На чистейшей белой хлопковой вате покоилась металлическая фляжка почти четырех с половиной или пяти дюймов длины. Она была прихотливо окована и покрыта арабесками. И там, где в нее глубоко вошел инструмент гравера, виднелся несомненный блеск чистого золота. Поглаживая, Иль Веккьо поднял ее из сундучка. Держа ее в своих старых пальцах, он стал поворачивать ее туда и сюда, затем, протянув Деннисону, невозмутимо сказал:

— В этом сосуде заключена тайна веков. Можно ли в такое поверить? Не кажется ли это заведомо невозможным? Не думаете ли вы, что я просто хвастаюсь мнимым достижением? И все-таки это осуществимо, и я это доказал.

Американец не ответил. Иль Веккьо продолжал:

— Рождер Бэкон и Гебер потерпели неудачу, когда растворяли золото в соляной кислоте, но я снискал успех. Аквинат и Луллий испытали немалую досаду со своей аква вита аденс, но я добился результата. Они все шли в неверных направлениях, но и в их работах оказались крупицы истины. Крукс, Лодж и Беккерель, и вся их школа с догадками касательно радиоактивного превращения элементов подошли ближе. Я отдаю им дань уважения. И все-таки я, соединив все подходы, выиграл награду. И вот оно, наконец, истинная и единственная аква региа, Алкагест!

— Вы… вы имеете в виду, — с запинкой пролепетал гость, — вы действительно получили Эликсир Жизни, и он в этой фляжке?

— И ничто иное, — заверил его старый доктор. — Вот он у меня, надежно заточённый. Правда, всего только унция с половиной. И пока что я не смог получить больше на основании, на котором образуется этот раствор. Если быть откровенным, то на последней стадии мне помогло немного удачи, пока неуловимая реакция. Если бы это погибло, не уверен, смог ли бы я выработать его вновь. Но, пока это у меня сохраняется, я могу увеличивать количество медленными и тщательными дистилляциями. Так что вы догадываетесь о ценности того, о чем столь страстно молили?

Деннисон кивнул.

— Да, — хрипло ответил он. — Это жизнь.

— Сама жизнь, — подтвердил Иль Веккьо, поднимая сосуд. — Жизнь в немногих малых каплях. И это мое. Как и Фауст, я знаю тайну, но, в отличие от него, я не отдавал в обмен за нее душу. По крайней мере, пока. Нет, мне только пришлось произвести около двенадцати тысяч экспериментов и довести их до конца, следуя строго научному методу. Итог оправдал нечеловеческий труд. Смотрите, теперь я покажу вам само вещество! — Улыбаясь, он взял с полки градуированную пробирку. Тщательно осмотрел ее. Прополоскал дезинфицирующим раствором, который смыл дистиллированной водой. Затем, поставив близ себя, начал отворачивать золотую крышку сосуда.

— Алкагест! — воскликнул он. — Да, я назвал его именем, которое Парацельс дал воображаемому всеобщему элементу. Идея вообще-то была ошибочной, ибо нет и не может быть субстанции, которая бы и преображала низкие металлы в золото, и обновляла бы также протоплазменный уршлейм, который лежит в основании всяческой жизни. Мысль Парацельса о том, что жизнь огонь, а тело род горючего, никоим образом не верна. Я доказал, что жизнь сама по себе тоже материальна. А вот горючее, оно начисто сжигает шлаки и освобождает тело от боли, упадка и смерти на веки вечные. — Говоря, он закончил снимать крышку. Затем уверенной рукой уронил в пробирку ровно семь капель блистательнейшей, поразительнейшей жидкости. Золотая, как и сосуд, с радужными переливами, она покоилась, несравненная в своем великолепии, на дне пробирки из кремниевого стекла.

— Видите? — спросил Иль Веккьо. — Можете ли вы подсчитать ценность этого вещества? Можете оценить, какие сокровища потоком захлестнут меня, если я поведаю о нем миру и соглашусь его продавать? — Он поднес пробирку к свету и стал поворачивать туда и сюда. — Миллионеры, короли, императоры, вы представляете себе, как они совершают ко мне паломничество, выказывают почтительность и делают мою жизнь невыносимой? Разве вас удивляет, что кроме Уитэма и вас, который пришел ко мне от него, я не открыл этого ни одной живой душе?

Американец, которому стало нехорошо от переполнивших его чувств, оперся о край длинного стола и непроизвольно протянул руку, как будто намереваясь схватить пробирку. Но старик предостерегающе покачал головой.

— Нет, нет! — вскричал он. — Вы не понимаете! Вы не осознаете до конца, какие опасности заключены в этом веществе. Даже я пока не знаю, как много или как мало его требуется, чтобы сделать процесс жизни статичным или повернуть угасание вспять. Я должен принести в жертву великое множество морских свинок, делая им подкожные инъекции этого раствора, прежде чем полностью все установлю. Наберитесь терпения. — И он начал переливать жидкость обратно во фляжку. — Видите ли, — добавил он, — я не могу долго оставлять его в контакте с воздухом, ибо вещество очень летучее.