Владислав Крапивин - Голубятня на желтой поляне. Роман-трилогия

- И что же? Они разлетелись в разные стороны?

- Да нет же! Она не так раскололась… Она осталась, но как будто на одной сразу несколько планет, и жизнь на каждой пошла по-разному… Я это сам не понимаю, но когда он говорил, я понимал… Яр, может, наша Планета и твоя Земля такие вот расколотые?

- Может быть, - подумав, сказал Яр. - По крайней мере, это объяснение не хуже других…

«И может быть, где-то есть ещё Земля или Планета, где люди живут умнее и лучше, чем мы? Н а с т о я щ а я Земля…»

- Алька?

- Что, Яр?

- Слушай, Алька… Про что ты хотел спросить меня? Тогда, днём? А потом раздумал. Или забыл?

- Нет, помню…

- Про что же?

- Ты… Яр, ты, наверно, рассердишься. Или засмеёшься надо мной…

- Нет, Алька, ни за что. Честное слово.

Он повздыхал, повозился под курткой, спрятал лицо и проговорил тихонько:

- Ты совсем точно знаешь, что Игнатик умер?

Яр не ответил. Что он мог ответить? Он положил руку на Алькин затылок, и так они долго плыли молча. Яр провожал глазами огни встречных пароходиков. Потом он сказал:

- Поспал бы ты, Алька.

- Ладно. Только я тут, с тобой.

Он и правда уснул, приткнувшись к Яру. А Яр со страхом понял, что к нему явственно, вплотную, подходит память о прошлом вечере. О свечах, пылающих в сумерках, о колыбельной. Колыбельная зазвучала так, будто совсем рядом пел в темноте слаженный хор.

Тогда Яр сделал усилие и переключил память на другую песню.

Тоже грустная песня, но всё же в ней не было такой безнадёжности. Это была песня повстанцев.

Так, под эту песню. Яр и просидел всю ночь. До яркого золотого рассвета.

Утром они позавтракали хлебом и огурцами из Алькиного рюкзачка. И скоро, раньше, чем ожидал Алька, потянулись по правому берегу предместья Орехова.

- Ой, смотри, вон труба старой пекарни, - шептал Алька. - Только она обугленная, и верхушка обвалилась… А водонапорная башня целая…

Ещё не было видно самого города и обрушенной крепости, они скрывались за поворотом. Но Алька сказал, что туда плыть и не надо. Они пристанут к берегу раньше, сразу за старой баржей.

Потом он вдруг притих, печально съёжился на краю плота.

- Ты что, Алька?

- Я думаю, как там мама…

Как можно бодрее Яр пообещал:

- Всё будет в порядке, не грусти.

Алька, видимо, поверил. Улыбнулся.

Плот прошёл вдоль скользкого от зелени борта полузатопленной баржи. И сразу Яр подогнал его к берегу - к жёлтой песчаной полоске. Алька подхватил рюкзачок, прыгнул на песок и пошёл, нетерпеливо оглядываясь на Яра.

Мимо кривых заборов с колючей проволокой наверху, мимо штабелей старых ящиков, мимо куч железного хлама они вышли на обширную поляну, поросшую сурепкой.

Посреди поляны стоял ствол тополя с растопыренными вверху, обломанными сучьями. Это было сухое дерево.

Под деревом сидел с книжкой Чита.

Чита положил в траву книгу. Снял очки. Хотел пойти навстречу спокойно, только не выдержал, побежал. Облапил сразу Яра и Альку. Потом оторвался, сказал немного сердито:

- Ну, наконец-то. Теперь уже четверо. Только Тика нет.

Яр отвёл глаза. Алька своим брезентовым башмаком стал пинать траву.

Чита посмотрел на того, на другого, насупился и объяснил:

- Он ещё не приходил, в дупле нет его записки. Но он всё равно придёт.

Яр сказал через силу:

- Не придёт Игнатик…

Пока Чита слушал про всё, что случилось, у него было странное лицо. Не печальное, а напряжённое: будто он не мог что-то понять. Или что-то вспомнить. Потом он сказал:

- Непонятно это.

- Что, Вадик? - мягко спросил Яр.

- Непонятно, почему он погиб. Тут что-то не увязывается.

- Это всегда не увязывается, Вадик.

Чита обмяк, растерянно завертел очки. Видимо, наконец поверил.

- А у Данки мама погибла. Тогда, при нашествии, - сказал он.

«Сами-то вы как уцелели?» - хотел спросить Яр. И не стал. Потом как-нибудь… Он спросил:

- А что с Данкой?

- Живёт одна теперь. Ничего…

Алька сказал, запинаясь:

- Чита, а моя мама… Ты не слыхал?

- В порядке твоя мама, - грубовато, как-то не по-своему ответил Чита. - Только извелась вся. Ты давай беги к ней.

- Ага, я побегу! Яр…

- Беги, беги…

- Потом приходи к Данке, - сказал Чита. - Хотя постой. Надо оставить в дупле записки, твою и Яра. Что вы тоже пришли.

- Для кого? - спросил Яр. - Мы пришли уже все четверо. Больше некого ждать.

У Читы досадливо шевельнулись брови.