Илья Варшавский - Солнце заходит в Дономаге [Сборник рассказов]

Вспомните рассказ «В атолле». Кажется, не так уж много там говорится о солнце, а между чем эти несколько страничек как бы насквозь пронизаны солнечными лучами. Вы чувствуете их и в ровном дыхании океана, и даже поздно вечером, когда солнца уже нет, вы тоже чувствуете их в чем-то. В чем же? Наверно, в ровном тепле человеческих отношений.

Но ведь рассказ повествует о маленькой семье, о трех людях, пораженных страшной болезнью. Откуда же солнечная атмосфера в таком трагическом рассказе? Может быть, автор хотел оттенить ею трагизм положения, в котором оказались его герои? Нет, здесь нет и следа каких-либо нарочитых контрастов, специальной заботы об оттеснении: атмосфера любви и счастливого спокойствия здесь предельно проста, естественна, органична. И автор предоставляет самому читателю решать вопрос о том, где ее истоки: кроются ли они в неисчерпаемом мужестве этих людей или в столь же неисчерпаемой уверенности, что человечество спасет их, спасет во что бы то ни стало.

Совсем иными красками написан рассказ «Решайся, пилот!» — лиричный, немного грустный и при этом, по существу, тоже очень мужественный. Старый пилот Климов уже давно не летает, он только дежурит на космодроме в качестве «пилота второго резерва». Практически из второго резерва никого не приходится посылать в полеты: видимо, это лишь нечто вроде промежуточной ступени, несколько смягчающей перевод человека на пенсию. Но Климов, даже больной, не хочет уходить с дежурства. И вот он летит! Сон это или действительность? Ни то, ни другое: скорее всего это мечтания старого пилота, которому трудно расстаться с надеждой на последний рейс. Но мы ни минуты не сомневаемся: случись это наяву, Климов наверняка действовал бы также решительно, так же самоотверженно, как представляется ему в его мечтаниях. И невеселая тема старости, ее неотвратимого приближения оборачивается темой отваги, любви. К своему трудному делу, пожизненной верности ему.

На первый взгляд в рассказе «Лентяй» гораздо больше признаков «технической» фантастики: другая планета, антропоиды, добывающие в глубоких шахтах чудодейственный веноцет, телекинетическое управление этими антропоидами… Но вскоре мы понимаем, что все это — лишь фон, не больше, что писателя (а вместе с ним и нас) волнует лишь судьба шахтера Ишимбаева — настоящего человека, а не антропоидного робота. Средствами искусства рассказ этот не только опровергает наивные представления о том, что в будущем труд будто бы сведется к пресловутому «нажиманию кнопок»; он убедительно и остроумно опровергает также более устойчивые заблуждения об относительной легкости умственной работы. А героизм, проявленный «лентяем» Ишимбаевым при ликвидации аварии, не только придает рассказу сюжетную остроту, но и служит утверждению подлинно человеческого в человеке.

Эта тема в той или иной мере окрашивает почти все рассказы первого раздела. Люди будущего — это не гомункулусы, не антропоиды, это плоть от плоти и кровь от крови людей настоящего. И лучшие черты в характерах наших современников — это зерна, из которых должны сформироваться характеры людей грядущих эпох.

Второй раздел книги — это путешествие в недобрую страну. В страну, имя которой Дономага.

Не ищите Дономагу на карте земных полушарий: к счастью, нет на нашей планете такого государства. Я пишу «к счастью», потому что очень уж горька участь жителей Дономаги — по крайней мере тех из них, которые сохранили право называться людьми, сохранили право на искреннее сочувствие. Да и участь бесчеловечных хозяев этого государства тоже, конечно, совсем незавидна.

Еще, как писал Маяковский, «для веселия планета наша мало оборудована»;еще много на Земле стран, где тяжелы, безмерно тяжелы условия человеческого существования, где самая мелкая разменная монета ценится выше, чем честь и достоинство человека. Почему же даже в сравнении с ними Дономага — по всей видимости, богатая страна, достигшая высокого развития науки и техники, — представляется кромешным адом для живой души?

Может быть, так мрачна фантазия писателя, породившая эту страну? Вовсе нет! Даже предположение это, наверно, покажется смешным каждому, кто хоть немного знаком с творчеством Ильи Варшавского, с такими его рассказами, как «Роби», «Новое о Холмсе», «Молекулярное кафе», «Поединок», «Биотоки», и другими юмористическими историями.

И если в рассказах о Дономаге смешное уступает место трагическому, то дело здесь отнюдь не в игре писательской фантазии, а скорее наоборот — в прослеженной писателем строгой логике развития тех черт, которые и ныне уже присущи эксплуататорскому миру.