Илья Варшавский - Солнце заходит в Дономаге [Сборник рассказов]

— Только без трепа, — сказал Лекочка, — клянешься?

— Клянусь! — Розовые лучи восхода уже зажгли волшебным пламенем ореол белокурых волос на подушке. — Клянусь, Лекочка, ты же меня знаешь!

— Так вот… на этом симпозиуме была группа физиков. Они выступили с бредовой идеей о возможности биотрангуляпии.

— Чего?

— Биотрангуляции. Ну, возможности переносить человека в любую точку пространства.

— На чем?

— Ни на чем. Просто так, по эфиру.

— Вроде телевидения, да?

— Г-м, не совсем. По телевидению ты видишь изображение, а тут… — Лекочка потрепал ее по щеке, — а тут, так сказать, полный перенос материального тела. Впрочем, это уже подробности, которые нельзя разглашать, ты же поклялась, помнишь?

— Помню, Лекочка. Так они тебя тран… тран?…

— Биотрангулировали. Другого объяснения я найти не могу. Видишь ли, днем я очень резко выступил по основному докладу, доказывал, что при нынешнем уровне науки эту затею осуществить нельзя. Вот они, наверное, и решили подшутить.

— Тебе было больно?

— Нет. Мы сидели за столом. Они притащили с собой какой-то черный ящик. Я в это время ел шашлык на ребрышках, и вдруг!..

— Ты был пьяный?

— Ну что ты, Нонна! Это же симпозиум.

— Постой! А вещи? — Нонна приняла сидячее положение. — Чемодан они тоже трангулировали?

Лекочка развел руками.

— Чемодан остался в гостинице. Они, видимо, не учли…

— Нужно немедленно дать телеграмму! — Нонна подошла к телефону. — В какой гостинице ты остановился?

Лекочка одним прыжком преодолел расстояние в пять метров.

— Ты с ума сошла! Пойми, в какое положение я попаду. Ведь я член редакционной комиссии. Можешь себе представить, как все будут ржать, если выяснится, что меня биотрангулировали сразу после моего выступления?!

— Да, но чемодан…

— Мне нужно немедленно лететь в Тбилиси. Через два часа я буду там как ни в чем не бывало. Пусть попробуют доказать, что меня…

— О, господи! Ты так и будешь мотаться взад и вперед?

— Ну нет, второй раз им эту хохму выкинуть не удастся.

Лекочка с лихорадочной быстротой оделся и направился к двери.

— Ну, я поехал.

— Деньги-то у тебя на билет есть?

— Есть, есть. Бегу, а то опоздаю на самолет.

Он исчез так же внезапно, как и появился, и только смятая подушка, хранившая смесь запахов лука и цинандали, свидетельствовала о том, что это был не сон.

Что же касается всяких толков, будто… Нет, нет! Пусть уж лучше вся эта история останется загадкой для грядущих поколений.

Чтение книги нередко сравнивают с путешествием. Иногда сравнение это носит совсем непосредственный характер — тогда, например, когда речь идет о путевых заметках, об описании экспедиций. Читая Арсеньева, мы словно бы пробираемся вместе с ним по дебрям Уссурийского края; вслед за Нансеном совершаем плавание на «Фраме», вслед за Ганзелкой и Зикмундом пересекаем на «татре» целые континенты…

Чаще это сравнение носит характер более иносказательный. Ведь писатель может повести нас за собой не только в страны, в которых побывал, но и в мир своей фантазии, в мир своих мыслей и чувств. На этих путях нас поджидают подчас впечатления не менее яркие, открытия не менее захватывающее, чем среди арктических льдов и тропических джунглей.

В книге Ильи Варшавского «Солнце заходит в Дономаге» — три части, три раздела, каждый из которых состоит из нескольких рассказов. Прочитав книгу, чувствуешь себя так, будто совершил три путешествия и сохранил о каждом из них интереснейшие воспоминания. А писатель был твоим проводником в этих путешествиях. Умным, иногда всерьез опечаленным, чаще — веселым и немного ироничным и всегда неистощимым на выдумку товарищем и проводником.

Некоторые писатели-фантасты так увлекаются мечтами о разрешении той или иной научно-технической проблемы, что почти забывают при этом о человеке. Между тем вся художественная литература (и научная фантастика вовсе не составляет здесь исключения) является прежде всего «наукой человековедения».

Размышляя о будущем, Илья Варшавский концентрирует свое внимание не столько на скоростях межпланетных лайнеров и принципах конструирования роботов, сколько на людях, на их нравственных принципах, на их душевном мире. Есть в человеческой жизни проблемы, которые никогда не перестанут волновать людей мыслящих и чутких никогда не станут достоянием прошлого. Но в новых условиях наши потомки будут, наверно, решать эти проблемы не так, не совсем так, как решаем их мы.