Дмитрий Биленкин - Лицо в толпе. Рассказы

- Чего же вы боитесь, Фаддей Бенедиктович, если за вами правда, закон и бог? Кстати, вам не кажется странным, что и в ваше время хороший поступок, не нуждался ни в оправдании, ни в самооправдании, тогда как дурной требовал и того и другого? Вы приняли наш суд уже тем, что оправдывались.

- Софистика! - Булгарин презрительно пожал плечами. - Истину я хотел утвердить - и только. А что вините меня в оправданиях, то должно вам знать, что чаще злодей в чужих глазах предстает невинным, чем наоборот. Или вам сие неизвестно? Неизвестно, как вижу.

- Тогда просветите, Фаддей Бенедиктович. Верно ли мы вас поняли, что в глазах людей и перед законом невинный может оказаться злодеем, а злодей невинным?

- Так, тысячу раз так!

- Но в таком случае благоволение к вам законов, на которое вы так упирали, ни о чем не говорит.

Булгарин смешался, но только на миг.

- Но не доказывает и обратного! - воскликнул он с жаром. - Толковать можно так, можно этак, одна философия, разве я что-нибудь утверждал? Одну истину, только истину!

- Какую из трех, Фаддей Бенедиктович? Сначала вы представили себя борцом за идею, но это не оказалось истиной. Затем вы обвинили во всем, что заставляло вас поступать так, а не иначе, неумолимое давление обстоятельств. Но и в этом, как выяснилось, мало истины. Наконец, третья и, надеюсь, последняя ваша истина: поступал с благословения всех законов, значит, моя жизнь - пример гражданской добродетели.

- И даже ваш всезнающий, но предвзятый якобы потомков суд того не опроверг! Потому что истина…

«Считалось: не пойман - не вор, - устало подумал Поспелов. - А тут и пойман, и уличен, а не вор… Одна, кажется, только одна осталась возможность, я ее теперь вижу, но видят ли ее ребята?» Ему хотелось уткнуть голову во что-нибудь мягкое и прохладное - таким вымотанным он себя чувствовал. А Булгарин - тот ничего, был свеж… «Только не сорвись, Игоречек, только не сорвись!» - молил в душе Поспелов.

- Коли ваши поступки, Фаддей Бенедиктович, вполне соответствовали человеческим законам и нормам, поощрялись ими, то вам нечего было скрывать. Почему же тогда вы таили от всех свою службу в Третьем отделении?

Как и следовало ожидать, ответом была снисходительная усмешка.

- Высшие государственные интересы, да будет вам известно, требуют от такого рода службы немалой секретности.

- Эту вашу работу общество считало нравственной или только мирилось с нею как с неизбежным злом?

- Противу такой службы мог говорить лишь смутьян!

- Следовательно, ваш донос, к примеру, на Тургенева, из-за которого тот угодил в тюрьму, был морален. Тургенев же, написав неугодную статью, поступил аморально.

- Как закон судит, так оно и есть.

- А если закон в одних случаях карает, а в других поощряет преступника, то какова цена такому закону?

- Сие уже казуистика, в которой, благодарение богу, я не силен.

- Будто? Как часто вы брали взятки?

- Я?! Взятки?!

- Вы. Взятки.

- Поклеп, ложные слу…

- Полно, Фаддей Бенедиктович! До сих пор не хотите верить, что нам о вас все известно?

- То одна видимость взяток! Благодарственные подношения, дружеские подарки.

- Врете. Показать, где, когда, с кого вы брали взятки за те или иные публикации в своей газете? Назвать имена этих фабрикантов, книготорговцев, актеров? Тому же Третьему отделению все это, кстати, было хорошо известно.

- Господи, да кто же у нас не берет взяток?! Обычай, можно сказать, такой. Все берут, и с меня брали, тут вывода никакого делать нельзя. Тут взвесить надо проступок, соотнести с заслугами…

- Иначе говоря, дело не в поступке, а в его оценке. Тургенев разгневал власть - и он преступник. Вы же, доносчик и взяточник, - примерный патриот. Нет, оказывается, закона, есть благорасположенность свыше.

- Как во все времена, как во все времена!

- Судите о прошлых временах, но не трогайте будущие, вы о них ничего не знаете.

- Истинно говорите! Как зимой невозможно без шубы, так в мое время нельзя без нравственных отступлений.

- Таков был закон жизни?..

- Таков, таков! Я, что ли, его установил? Жил согласно, как все. Таких людей, хотите, мог бы уличить, так высоко стоящих…

- Все одинаково черненькие, так?

- Кто к власти прикоснулся, те, почитай, все.

- И раз все виновны, значит, никто не виновен. Кажется, это уже четвертая ваша истина? Только и здесь неувязка, Фаддей Бенедиктович. Большинство ваших современников доносы ненавидели, взяток не брали, лжи и угодничества не терпели. Не оттого ли общественное мнение и презирало вас, что вы воплощали в себе и то, и другое, и третье?