Питер Гамильтон - Дисфункция реальности

— На планете семьдесят пять миллионов жителей. И у них не будет ни света, ни тепла.

— Конфедерация окажет им помощь. Черт, в разгар Великого Расселения Земля отправляла по доброму миллиону человек каждую неделю.

— Тех старых колониальных кораблей давно уже нет.

— Центральное Правительство и сейчас выселяет с Земли по миллиону человек; кроме того, есть тысячи военных транспортных кораблей. Все можно устроить.

Она молча кивнула, понимая тщетность его доводов. Конфедерация даже не смогла помирить правительства двух небольших миров, хотя и те и другие этого хотели. Как же можно рассчитывать, что Ассамблея направит им в помощь часть средств, и так неохотно выделяемых обитателями восьмисот шестидесяти разрозненных миров?

Солнечный свет, проникающий в окно столовой, приобрел красноватый оттенок и начал угасать. Алкад во внезапном помутнении подумала, не успел ли поработать над светилом Алхимик. Но затем стимулирующие программы прояснили сознание, и она поняла, что находится в невесомости в каюте, залитой розоватым аварийным светом. Вокруг нее парили люди. Члены экипажа «Бизлинга» переговаривались негромко, но не скрывая тревоги. Ее щеки коснулось что-то теплое и липкое. Она непроизвольно подняла руку. И заметила, как вокруг поблескивают темные шарики. Кровь!

— Питер? — Ей казалось, что она закричала, но голос прозвучал совсем слабо. — Питер!

— Спокойно, спокойно.

Это был кто-то из экипажа. Мензул? Он держал ее за руки, не давая удариться о стены.

Она увидела Питера. Над ним склонились еще два члена экипажа. Все лицо его закрывал медицинский нанонический пакет, похожий на лист толстого зеленого полиэтилена.

— Мария милостивая!

— Он в порядке, — быстро успокоил ее Мензул. — Ничего серьезного. Нанонический пакет справится.

— Что произошло?

— Нас поймала эскадрилья черноястребов. Взрыв антиматерии повредил обшивку. Нас здорово потрепало.

— А что с Алхимиком?

Мензул равнодушно пожал плечами.

— Цел и невредим. Но это уже не важно.

— Почему?

Задавая вопрос, она заранее не хотела слышать ответ.

— Из-за пробоины в корпусе повреждено тридцать процентов прыжковых модулей. Корабль военный и мог бы совершить прыжок при десяти процентах повреждений. Но тридцать… Похоже, что мы здесь застряли; до ближайшей обитаемой звездной системы семь световых лет.

В этот момент они находились точно в тридцати шести с половиной световых годах от Гариссы, своей домашней звезды класса G3. Если бы они навели оставшиеся на «Бизлинге» сенсоры на слабую искорку света далеко за кормой и если бы эти сенсоры обладали достаточным разрешением, в тридцати шести световых годах, шести месяцах и двух днях они бы заметили непродолжительную последовательность вспышек от взрывов пятнадцати «истребителей планет», бомб с антиматерией, сброшенных наемниками Оматы на их родной мир. По мощности каждая из них была сравнима с ударом астероида, погубившего на Земле динозавров. Атмосфера Гариссы оказалась уничтожена безвозвратно. Поднявшиеся бури разбушевались на целое тысячелетие. Сами по себе эти взрывы еще не представляли смертельной опасности. На Земле защищенные куполами убежища удерживали экстремальную жару и сохраняли жизнь людям на протяжении пяти с половиной веков. Но, в отличие от столкновения с астероидом, когда происходил выброс лишь чисто тепловой энергии, каждый «истребитель планет» выдавал излучение, равное по силе вспышке на солнце. Через восемь часов яростные шторма разнесли радиоактивные осадки по всей планете, сделав ее абсолютно непригодной для жизни. Полная стерилизация заняла еще два месяца.

Родная планета ли-килфов находилась вдали от всех миров, которые могли бы стать приютом для граждан Конфедерации. Строго говоря, это была даже не планета, а спутник, одна из двадцати девяти лун, вращающихся вокруг газового супергиганта, внушительного шара диаметром в две сотни тысяч километров, не дотянувшего до коричневого карлика. После окончания аккреции его массы оказалось недостаточно для запуска термоядерного процесса; тем не менее неизбежное гравитационное сжатие привело к значительному выбросу тепла. Та сторона, которую можно было назвать ночной, светилась у самой нижней границы видимого спектра, словно затухающие угли, мерцающие под огромными плотными турбулентными облаками, уносимыми никогда не прекращающимися циклонами. На дневной стороне, куда попадали лимонно-желтые лучи основного светила класса К4, полосы штормовых туч имели переменчивый оранжево-розовый оттенок.