Марина Дяченко - Vita Nostra. Работа над ошибками [litres с оптимизированной обложкой]

Наконец Лиза вздохнула и выдохнула, закурила, глубоко затянулась, убрала зажигалку в карман.

– Не собираюсь обсуждать детали, – сказала глубоким, спокойным, почти равнодушным голосом. – Но по сути – нас присвоили. Как мы присваиваем вещи или понятия…

Левой рукой, свободной от сигареты, она потянулась к телевизионной панели, и рука удлинилась, будто телескопическая антенна, вытянувшись метра на три. Коснувшись экрана, ладонь расплылась, растеклась тонкой пленкой, стали видны кости и сухожилия и сквозь них – диктор, читающий прогноз погоды. Секунда – диктор закашлялся, прижимая ладонь к горлу, не в силах сказать ни слова, глядя в камеру испуганными глазами. Лиза отняла руку от экрана. Заискрил провод за панелью. Экран погас.

– Как мы присваиваем вещи, понятия или людей, – повторила Лиза, разминая пальцы. – Но мы уже – после экзамена – части Речи. Ни один из нас не целое и никогда не будет целым, а только часть, фрагмент…

Сашка помахала рукой перед лицом, отгоняя дым, и отступила на несколько шагов. «Речь будет пользоваться вами», – сказал когда-то Олег Борисович Портнов…

Сашка встала на цыпочки перед телевизионной панелью и дотянулась до экрана. Присвоила пластиковую рамку, начиненную электроникой, но не ощутила внутри ничего, кроме микросхем, контактов и типовых плат.

– Молотком постучи, – насмешливо сказала Лиза за ее спиной. – Отличница.

– Теперь ты у нас лучшая на курсе? – Сашка потерла ладонь. Кожа почесывалась, как после пары комариных укусов.

– «Пятерка» у Физрука, – самодовольно заметила Лиза, – это десятка у любого другого препода.

– Ты будешь очень полезной, хорошо образованной частью Речи, – сказала Сашка.

Она ждала ответной колкости, но Лиза молча затянулась, огонек сигареты уже почти касался ее пальцев.

– А что мне остается? – сказала после долгой паузы. – У нас не спрашивали, когда зачисляли в Институт. Не спрашивали, когда заставляли учиться. Знаешь, сколько раз мне снилось, как я убиваю… своего куратора?

Она снова затянулась, жадно, как приговоренный на эшафоте.

От сигаретного дыма сработала пожарная сигнализация.

Без пяти минут восемь белый конверт формата А4 лежал на столе, рядом со стопкой старых учебников, рядом с картонным стаканчиком из-под кофе. Он лежал и ждал своего часа: «Работа НО 2». Сашка отвела взгляд.

В трусах и майке выйдя на балкон, она вдохнула осенний воздух с остаточным шлейфом лета, увядающих школьных цветов; расходился реденький осенний туман. Сашка стояла, не чувствуя холода.

В упражнениях Лизы не было города с черепичными крышами. И в упражнениях Кости не было никакого города. Были другие образы, декорации, а какие – никто из однокурсников, пожалуй, не скажет. Как Сашка не хочет никому говорить о чудовище, живущем в башне…

Послышались шаги на балконе второго этажа. Внизу, прямо под Сашкой, облокотился о перила Андрей Коротков, закурил и только тогда посмотрел вверх. Чуть не выронил сигарету; Сашка помахала ему рукой. В конце концов, не голышом ведь она стоит, и отчего Андрей так удивляется при виде девушки в трусах? Он ведь не школьник?

Она вернулась в комнату, села к столу и сконцентрировала взгляд на трех красных точках в центре.

За окнами четырнадцатой аудитории светило солнце, и опадали желтые листья с лип. Умом Сашка понимала, что они желтые и что стены в аудитории светло-бежевые, волосы Стерха пепельные, а воротник его рубашки белый. Но все, что попадалось ей на глаза, наливалось оттенками красного: алый, рубиновый, киноварь, гранат. Цвет давил, хотелось зажмуриться, но под веками все было то же самое и хуже: красное небо. Красный флюгер. Острие из-под ключицы.

Перед Стерхом лежала Сашкина тетрадь с кривыми строчками, выписанными кровью: «Я не буду этого делать я не буду этого делать я отказываюсь я отказываюсь я отказываюсь». Слова повторялись, наползая друг на друга, и казалось, что Сашка написала, пусть и неровным почерком, длинное подробное сочинение.

– Ваш планшет до сих пор в починке, – проговорил Стерх, не глядя на Сашку. – Следующее задание снова получите в конверте.

– Николай Валерьевич, это бесполезно, – она водила взглядом по комнате, пытаясь не концентрироваться ни на чем, так ей было немного легче. – Я отказываюсь.

– От чего? – спросил он тихо. – От кого и от чего вы отказываетесь? От себя, от предназначения, от будущего?!

Сашка с удивлением поняла, что Стерх в бешенстве и говорит так тихо только затем, чтобы не орать в голос.