Жан д'Эм - Красные боги

И, взяв другой череп, он продолжил лекцию, иллюстрируя свои доводы наглядным сравнением строения обоих черепов.

– Они пытаются обосновать свое мнение на анатомическом сходстве. Невежды! Вот перед вами единственный череп нашего самого отдаленного из всех известных предков, а это череп одного из видов макаки, как раз того, который наиболее сходен с человеческим. Ну-с, извольте посмотреть. У обезьяны нет подбородка. У человека он резко выдается вперед, в то время как выступ, образующий подбородок макаки, совершенно отсутствует. Далее, в зубах у обезьяны резкое различие между клыками и «глазными» зубами, в то время как у человека такого различия почти не существует. Коренные зубы у обезьяны увеличиваются в порядке как раз обратном тому, который мы наблюдаем у человека. Да, наконец, общий вид этих двух черепов, их линии, сами кричат о совершенно различном происхождении. Взгляните на звериную челюсть этого черепа. Я вам напомню еще о работах Гратиолета по сравнительной анатомии мозга человека и обезьяны. Он приходит к таким же выводам.

– Хорошо, – сказала Ванда. – Не будем спорить по этому вопросу. Но вот что представляется удивительным и мне, и Люрсаку: почему в здешней местности такое обилие подобных ископаемых?

Отец Равен повернулся к ней.

– Я недоумеваю еще больше вас. Здесь, действительно, много этого материала. Причем заметьте, что все имеющиеся у меня экземпляры в удивительной сохранности. Но еще более странным является способ, которым мне удалось их добыть. По прибытии сюда я сам своими руками построил себе хижину. Был совершенно один. Каждый день после обедни я верхом на лошади блуждал по окрестностям. Однажды, потеряв дорогу, я попал вон в тот лес, что перед постом.

Люрсак воскликнул:

– Но ведь это же «Страна Мертвых»?

– Да. Именно там я и сделал все свои находки. Топоры, инструменты, кости, одежда, все это попадалось мне всегда возле «нигуера» – так местные обитатели называют свои языческие алтари – и, судя по строгому порядку, в котором бывали разложены вещи, я заключил, что они служили приношениями, предметами жертвы, которую делали туземцы или объектами религиозного поклонения.

– Значит, вы думаете, что эти вещи являются предметами какого-то неведомого для нас культа?

– Вероятно. Можно только догадываться.

– Почему вы говорите так неопределенно? – удивилась Ванда. – Разве вы не попытались узнать наверное, я бы на вашем месте…

– Эх, узнать! – устало отмахнулся миссионер. – Я уже говорил вам, что нас окружает мир таинственный и непроницаемый. Я, конечно, пытался разузнать. Сначала я пробовал расспрашивать тех, кто приходил ко мне. Результат был такой же, как если бы я обратился с вопросом к стене. Когда с ними заговоришь об Иенг, они дрожат и убегают. Если начнешь слишком сильно настаивать, они утверждают, что Иенг – легенда, и что она никогда не существовала в действительности. Не добившись ничего от своей паствы, я стал искать разгадку сам. Это было очень трудно, но я упорный человек и готов был рискнуть многим, чтобы только открыть тайну. В конце концов я кое-что узнал, но так мало и такое неопределенное, что мне, собственно говоря, почти нечего рассказывать.

Миссионер помолчал немного, как будто собираясь с мыслями и обдумывая план своего рассказа.

– Вскоре после моего прибытия, через несколько дней после вторичного разрушения поста № 32 я почему-то задержался во время прогулки верхом и очень поздно ночью возвращался домой. Залитая бледным светом луны равнина представляла волшебное зрелище. Спускаясь с горы, я остановился около речки, отыскивая подходящее место для переправы вброд. Случайно мое внимание было привлечено одним совершенно неожиданным и раньше мною незамеченным явлением. Почти на всем пространстве нашей равнины, которое мог охватить глаз, были рассыпаны какие-то странные черные точки. Точки эти двигались, объединялись в группы, колонны. Создавалось впечатление, что передо мной какой-то гигантский муравейник. Постепенно я стал различать очертания человеческих фигур. Сначала я насчитал четыре, потом шесть, потом восемь основных колонн, зарождавшихся где-то на горизонте и двигавшихся мне навстречу.

Чрезвычайно заинтересованный, я притаился в тени деревьев и ждал прохождения этих отрядов, направлявшихся, по-видимому, к горам. Когда они приблизились, уже объединившись в одну колонну, я с удивлением отметил, что эта странная процессия состояла исключительно из женщин. Только по бокам отрядов шли мужчины с пиками и самострелами за плечами, но их я насчитал не больше пятнадцати человек. Женщины двигались какой-то пляшущей походкой и выли, подняв вверх к луне свои татуированные лица. На опушке «Священного Леса» они остановились и стали выстраиваться полукругом. Спрятавшись за деревьями, я имел возможность наблюдать все происходящее. Поразительно было то, что в шествии принимали участие женщины не только всех возрастов, но даже всех племен территории мои. А между тем вы должны иметь в виду, что каждое отдельное племя, каждый клан, даже каждая семья ведут чрезвычайно замкнутую жизнь. Но и реунги, и галонги, и елунги, и дуаны, и джиры, и сапуаны, – одним словом, все были здесь объединены. Только что-нибудь исключительное, из ряда вон выходящее могло их всех объединить. Надо вам сказать, что у каждого клана здесь есть по нескольку женщин, которых они называют чародейками, колдуньями. И вот, когда все выстроились, колдуньи заняли особые места, а все остальные смотрели на них с выражением такой покорности, такого страха, что признаюсь, меня самого охватила жуть ожидания какой-то мистической опасности.