– Я вас понимаю, – сказал отец Равен. – Но беспокоиться понапрасну все-таки не стоит. Не позже, как недели через две, ваш брат явится и даст отчет, почему он опоздал. К тому же…
Его прервал бой, принесший вазу с фруктами.
– Отец мой, кофе подавать сюда?
– Нет. Подай в пещеру.
Ванда, перебирающая фрукты, от неожиданности вздрогнула, рассыпала всю пирамиду апельсинов и плодов мангового дерева, раскатившихся по столу.
– В пещеру? – переспросила она.
– Это комната, которую я выделил для своих доисторических коллекций, – ответил отец Равен.
И засмеявшись, добавил:
– Впрочем, ведь вы же ничего не знаете. Я увлекаюсь доисторическими временами. Это увлечение превратилось у меня в страсть, почти в манию.
Люрсак улыбнулся.
– Почему вы смеетесь, мсье Люрсак? Вам кажется такое занятие несовместимым с саном священника?
– Да, признаться, мне кажется, что занятия такой наукой слабо вяжутся и с христианским учением, и с церковной догматикой.
– Заблуждение, пустое заблуждение, – прервал Люрсака отец Равен. – Ничто не мешает пастырю посвятить свои досуги знанию. В Париже, в миссионерской семинарии мои занятия никогда не вызывали никаких замечаний наставников.
– Однако, – сказала Ванда, – как же можно согласовать самое понятие «доисторических времен» со словами Священного Писания о том, что Бог создал человека приблизительно только семь тысяч лет тому назад?
Отец Равен пожал плечами.
– Вы впадаете в очень распространенную ошибку. Дело в том, что в самих книгах Священного Писания вы нигде не найдете точного обозначения времени создания человека. Это уже только в пятнадцатом веке любители хронологии разбили события Библии по датам. Лучшим доказательством служит то, что католическая церковь отказалась внести в качестве догмы семь тысяч лет как срок сотворения мира и человека.
Миссионер встал и пригласил своих гостей пройти в «пещеру».
«Пещерой первобытного человека» он назвал одну из комнат своего домика, превращенную в музей. На столах и этажерках в строгом порядке были расставлены предметы каменного и бронзового веков, снабженные этикетками: ножи, топоры, скребки, сосуды, вазы, кувшины и другие вещи, назначение которых непонятно с первого взгляда современному человеку. На стенах обрывки ветхой одежды, куски шкур и примитивное оружие. Отдельно были размещены части человеческих скелетов и кости допотопных чудовищ. Мрачно глядели черными глазными впадинами пара блестящих, как слоновая кость, черепов.
Комната оправдывала название «пещеры», производя впечатление одновременно и музея, и гробницы.
Ванда с Пьером присели на стоящую здесь же походную кровать отца Равена, в то время как сам он, переходя от предмета к предмету, давал объяснения.
– Все это я собрал за те два года, что живу здесь, – с гордостью заявил он.
Люрсак удивился.
– Только за два года? Я бы никогда не смог предположить, что Лаос так богат предметами доисторического периода.
Но миссионер не слышал замечания Пьера. Он увлекся рассматриванием одного из черепов, который держал в руках с величайшей осторожностью.
– Это гвоздь моей коллекции. Самая ценная вещь из всего собрания. Череп человека четвертичного периода. Чудо, так как череп этот единственный на всем свете, понимаете? – единственный. Пусть мне покажут в Европе хоть что-нибудь похожее. Их так называемый «кроманьонский» череп ерунда по сравнению с этим.
Он удовлетворенно и самодовольно улыбнулся, а потом продолжал с увлечением:
– И подумать только, что в этой костяной коробке сорок тысяч лет тому назад рождались мысли, чувства и что они были почти такими же, как теперь у нас, потому что тысячелетия опыта только обострили и утончили, но не изменили их. Аппарат в основе своей остался тот же самый. Уже в этом черепе был зародыш способностей к борьбе с природой, к покорению ее. Этот человек был снабжен такой же душой, как и наша.
Он любовно поставил череп на место. Ванда возмутилась.
– Что вы говорите, отец Равен? Чтобы у нас была такая же душа, как у высших пород обезьян?
Миссионер даже подскочил от негодования.
– Первобытный человек, по-вашему, обезьяна? – закричал он. – Кто вам рассказал такую ересь? Ламарк, Карл Фогт, Гексли? Но ведь эта нелепейшая теория уже бог знает когда оставлена. Достаточно иметь глаза, чтобы видеть, что здесь нет ничего общего. Я не понимаю, каким образом даже могло зародиться такое заблуждение. Буквально все доказывает полную независимость человеческой породы от человекоподобных существ. Да вы посмотрите сами.
Читать дальше