Рэндал Гаррет - Логовище дракоптицы (сборник, том 2)

Джунгли выли и орали на нас от заката до восхода солнца. Изрядную часть ночи я потратил, рассматривая окружающий мир на обзорном экране. У Планеты Семь было две луны, маленькие неровные куски скал, которые лили вниз бледно-серебристый свет, придававший окружающему мертвенный оттенок. И в этом свете я видел, как странные, похожие на волков животные окружили корабль и изливали на него свой гнев, а позади них крались какие-то твари с явно кошачьими повадками, потом они затеяли свару и дрались до самого восхода, как, очевидно, и было принято на Планете Семь.

Следующие два дня мы провели за сбором и изучением образцов. Я много узнал о Планете Семь, и чем больше узнавал, тем тревожнее мне становилось, и кажется, мои товарищи по команде чувствовали то же самое.

Мы с Лезенби прогуливались по джунглям, которые у меня по-прежнему вызывали стойкое отвращение, и даже биолог, казалось, начал уже менять свое мнение.

Небольшой инцидент произошел, когда мы наткнулись на какое-то толстенное черно-серое млекопитающее, отчасти напоминающее бородавочника, отчасти вообще ни на что не похожее. Мадам лежала в болоте на боку — я говорю «мадам», потому что создание явно было женского пола. В длину она была метра под два с половиной и явно недавно родила, поскольку у ее сосков толпилось и толкалось ее потомство.

И пока семеро начали сосать, словно семь электронасосов, мамаша спокойно подняла свою тяжелую голову и сожрала двух слабаков, по одному за раз.

Я уставился на Лезенби. Биологу тоже не доставило радости это зрелище.

— Вот ваш естественный отбор, — ехидно сказал я. — Мать-природа в действии.

Секунду он смотрел на меня, затем перевел взгляд на мамашу, облизывающую свою окровавленную морду.

— Никогда не встречал подобного мира, — коротко бросил он и принялся что-то строчить в своем блокноте.

Но такова была вся Планета Семь. Мы шлепали по теплому, слизистому илу, и отчет, который я должен написать в ближайшем будущем, казался мне все менее и менее лучезарным. Планета была экологическим кошмаром, бесконечной серией биологических зависимостей. Даже при помощи Лезенби я не сумел бы разобраться в них настолько, чтобы надуть капитана Хендрина.

Но, во всяком случае, пока что нам удавалось избегать плотоядных деревьев и различных зубастых хищников, чтобы провести достаточно полный обзор своего сектора. Работу продолжали и другие пары. Мюррей продолжал составлять свои карты, а Чанг, летая с ним, изучал геологию планеты. Поскольку разумной жизни здесь не наблюдалось, антропологу Бартлетту не с кем было работать по специальности, и он подался в ассистенты к химику Дорвину. Данные накапливались, отчеты составлялись.

Затем Эванс, который был у нас и радистом, и химиком, привез из очередной вылазки то, что осталось от ботаника Гровера.

Я не стал разглядывать Гровера. Мельком только глянул, с меня и этого оказалось достаточно. Фернандес, наш медик и не настолько впечатлительный человек, схватил кусок пластика и поспешно завернул в него тело.

Появился капитан Хендрин, еще более мрачный, чем обычно.

— Что случилось с Гровером?

— Упал, капитан, — пояснил Эванс и нервно облизнул губы. — Он увидел какое-то новое растение и сошел с тропинки. Затем завопил и исчез из вида. Там была какая-то ловушка... земля казалась твердой, хотя и не являлась таковой. Это... не знаю, что это было. Может, растение, может, животное или что еще. Он крикнул всего пару раз. Я увидел что-то желтое, пенящееся и помахивающее тонкими щупальцами. Я схватил одно щупальце и дернул. И вот... — Он протянул руки, они были красные, покрытые пузырями и кровоточили. — Что-то брызнуло мне на руки. Что-то похожее на кислоту, сэр... На кислоту.

Хендрин мгновение молчал, затем произнес:

— Бартлетт, выройте могилу позади корабля. И поглубже — кто знает, может, на этой планете есть и вампиры.

Все побрели по своим делам. Мы были ошеломлены смертью Гровера — не тем, 0что он умер, а тем, 0как он умер. Это было непонятно. Он что, попал в омут с хищными одноклеточными? И его съели живьем? Полная неизвестность.

Он был первой человеческой жертвой Планеты Семь. Кишащая тут повсюду смерть коснулась крылом и нас.

Гибель Гровера наложила отпечаток на оставшуюся часть дня. Никто после заката не стал выходить из корабля. Поднялись луны, и печальный их свет озарил свежую могилу. Мы сидели над отчетами, чтобы делать хоть что-нибудь, но думали совсем о другом.