Подойдя к тому месту, где лежал скелет, я расхохотался. Оказалось, это были всего лишь какие-то палки, железные и деревянные: грабли, лопаты, совки, сваленные в одну невообразимую кучу. И как мне могло прийти в голову, что эти палки были когда-то живым человеком?! Ну и дурак я! Идиот!
Тогда-то я и понял, что пора сваливать из этой деревни. Все, хватит.
Наконец-то. Я снова на трассе. Как и раньше, иду вперед, только теперь вместо рюкзака — пыльный мешок из-под картошки за плечами. Но это неважно: я все еще жив, я все еще в этом мире.
Сегодня я видел скитальцев. Сначала — мужчину и женщину, которые шли мне навстречу. Они двигались медленно, шаркая ногами по асфальту, и то и дело хватались друг за друга. Усталые, изможденные, равнодушные. Чахоточники, что с них взять. Им недолго уже осталось. Мы кивнули друг другу, но слабо и неуверенно — раньше я так здоровался, когда видел на улице знакомого, но не мог вспомнить, откуда я его знаю.
Через несколько часов мне повстречался еще один — какой-то смурной парень. Он шел медленно, накинув капюшон на голову и глядя себе под ноги, и даже не обернулся, когда я оказался рядом. Какое-то время мы шли в одном и том же темпе, но он так и не Обратил на меня внимания. Я подумал, что мог бы напасть на него сзади, повалить и отобрать еду (или что там у него было) — вряд ли он стал бы сопротивляться. Но так и не сделал этого. Ясно же, что ничего ценного у него с собой нет. Я пошел вперед, потому что мог идти быстрее, чем он, и вскоре парень остался далеко позади.
Теперь я немного жалею, что ничего не сделал: все-таки на нем была вполне приличная толстовка с капюшоном.
От сырой картошки и морковки уже воротит. В животе все время урчит, мечтаю о горячей пище, о мясе. Иногда вспоминается еда из прошлой жизни: бабушкины голубцы со сметаной, торт «Прага», огромный сочный стейк, яичница-глазунья с колбасой и помидорами, мамины куриные котлетки и картофельная запеканка, селедка под шубой и оливье по праздникам, макароны с тушенкой, бараний шашлык, гороховый суп с копченостями, спагетти, домашние пельмени и манты, мясные тефтели с подливкой, жирная наваристая солянка, любимое фисташковое мороженое и пломбир, как в детстве, макароны с сыром, жаренный на углях окунь, пирожки с яйцом и капустой, картофельное пюре с котлетами, биг-мак и картошка фри, бутерброд с сырокопченой колбасой и, наконец, — знаменитый отцовский плов, который он готовил по настоящему узбекскому рецепту. Я знаю, что думать о таких вещах нельзя, но иногда так приятно помечтать о нормальной еде, что я ничего не могу с собой поделать.
Стало холоднее. Недавно пошел мелкий снег, который тут же растаял. Потом снег начался снова. Утром он уже тонким слоем лежал на земле. Я думаю, вышла какая-то ошибка, и я двигаюсь на север — только этим и можно объяснить, почему здесь холоднее, чем там, откуда я пришел. Но я все равно иду дальше. Поворачивать и менять направление сил больше нет.
Никуда не сворачивая, я шагаю все по той же трассе, на которую выбрался после того, как покинул деревню. На дороге я снова один. Ни людей, ни признаков их существования, ни-че-го.
У меня есть вода, которую я накачал из колодца в той деревне. У меня есть немного картошки, моркови и яблок. Не густо, но лучше, чем ничего. Иногда перед глазами мелькают темные точки и мерещится кусок мяса. Когда в последний раз я держал во рту мясо? Наверное, давно, потому что успел забыть его вкус. Вынужденное вегетарианство.
Я никогда не стал бы вегетарианцем в прежней жизни. Просто не мог понять, зачем люди сознательно и добровольно отказываются от мяса? Говорят, будто вегетарианцы добрее и энергичнее, чем мясоеды, и их жизнь лучше во всех смыслах. Стал ли я добрее за все это время? Изменилась ли к лучшему моя жизнь? Ха-ха.
До сих пор смеюсь. Смешно так, что ручка еле держится в руках, дрожат пальцы. О какой такой доброте мы говорим? Разве?
Заброшенная церковь посреди поля. Сначала был коровник— то есть я думаю, что он. Как хорошо, что у меня есть эти ботинки, теперь я могу спокойно идти там, где раньше не мог.
Поэтому-то я и здесь, в этой церкви. Точно ли это церковь? Больше похоже на какую-то колокольню. Но это неважно, главное — здесь можно переночевать. После того как я шел так долго, после всего того, что пережил, я заслужил немного отдыха и покоя.
Здесь ничего нет, одни только голые стены. Нет, не голые — странно так говорить, ведь на них еще сохранились изображения. Старые потрескавшиеся фрески — прекрасные до боли картины прошлой жизни.
Читать дальше