— Могу напомнить, как месяц тому назад приехали вы вчетвером в Порховский уезд Псковской губернии, под видом купцов посетили местного скупщика льна Семенова. Продолжать? Там ты приметный узелок оставил, Серафим Игнатьич.
— Иван Дмитриевич, можно мне помыслить?
— Хорошо, через час продолжим разговор об этом происшествии.
Попов продолжал молчать. По всей видимости, или небольшого ума человек, или терять нечего: все вопросы встречал недоуменным взглядом. На вопрос о Семеновцах и Семеновых даже бровью не повел, словно не понимал, о чем речь…
Серафим просидел отведенный ему час на железной койке, обхватив голову руками. В висках билось одно: начальник прав, лучше идти по этапу вором, чем детоубийцей.
Он вошел к Путилину с решительным видом и с порога заявил:
— Да, Иван Дмитриевич, в Семеновцах наша работа, но дети… Когда брат нашего торговца сумел освободиться от веревок и выбежал на крыльцо, Жоржик…
— Георгий Попов?
— Да, да, Жоржик ножом сделал в нем две дырки. Торговец помешался и порешил купца с сыном и его бабу топором. Жоржик у нас немного не в себе, пока возились со старшими, он детей ножом, что носил всегда с собою…
— Значит, чист ты один?
— Я не душегуб. Запугать, обчистить, ограбить могу, а кровь пустить… Извольте, не мое это.
— Кто четвертый?
— Господин Путилин, ей-богу, истинный крест, мне не ведомо. — Серафим размашисто перекрестился. — Скрытный он, всегда в картузе, надвинутом на глаза, и всякий раз то с бородами разными, то с усами, то рыжий, то черный. Хотел я его выследить, так довел он меня до первого двора — и как сгинул. А потом зажал меня в чулане и тихо так говорит: «Я шутить не люблю, в следующий раз твою голову на обозрение выставлю!» По спине мурашки так и побежали, таким ужасом повеяло от его слов, что я бросил его выслеживать.
— А кто Сорокина на части-то?
— Мы сами узнали из слухов, да околоточный заходил и нам поведал. Потом в Озерках нас было уже трое, он сказал, что так надо.
— А кто подыскивал дома для разбоя?
— Наш голова.
— Понятно: во всем повинен ваш старшина, а вы — овечки невинные.
— Так точно.
— Верится с трудом.
Матушкин развел руками: мол, что поделаешь, так получается.
— Как он вас вызывает на очередное дело?
— Дак посыльного присылает, быть тогда-то и там-то.
— Значит, о нем ничего не известно?
— Ничего.
— Как его величали в ваших кругах?
— Иваном Александровичем.
— Как? — переспросил Путилин.
— Иваном Александровичем.
— Ой ничего такого не вспоминал про себя, не говорил?
— Нет, — пожал плечами Серафим. — Один раз помянул что-то про гоголей. Я сказал, что моя мать в былые времена вкусно уток этих готовила, а он засмеялся. Гоголь, говорит, под миргородским соусом хорош, особенно если приготовлен в Полтаве. Больше ничего, всё молчком.
— Кстати, зачем приметным узлом вязали мешки?
— Так наш главный велел.
— Сам вязать умел?
— Да, я его учил.
На следующий день с утра Путилин заехал в департамент. Четыре часа прождал в приемной, пока его превосходительство господин обер-полицмейстер после двенадцатичасового чая изволит час провести в отдыхе от трудов праведных. Все еще зол был на начальника сыска за выволочку, устроенную ему государем. Иван Дмитриевич терпеливо ждал — с утра было нехорошее предчувствие. С сожалением вспоминал об оставленном на столе завтраке. Наконец начальник сыскной полиции столицы Российской империи господин Путилин был допущен в кабинет пред светлы очи главного своего начальника.
Адъютант, наслышанный о взысканиях, обещанных Путилину, с сочувствием проводил Ивана Дмитриевича на предстоящую экзекуцию. Но, к его удивлению, из кабинета на сей раз не доносился зычный голос начальника, распекающего подчиненного. Спустя час обер-полицмейстер с добродушной улыбкой на лице самолично проводил Путилина до выхода из приемной.
Обер-полицмейстер был доволен проведенным расследованием: раскрыто дело месячной давности, когда прокатилось по газетам известие об убийстве целого семейства с малыми детьми. Да, глава шайки не схвачен, но, надо думать, успех не за горами. Орлы из сыскной полиции из-под земли достанут душегуба. Теперь будет что доложить государю.
Вернувшись к себе, Иван Дмитриевич вызвал сотрудников.
— Так, господа агенты, нас можно поздравить, — сказал он, поднимаясь с кресла. — Убийство семьи купца Семенова и торговца Сорокина раскрыто, но нас не красит, что главный зачинщик этих злодеяний пока ходит по земле и замышляет новые преступления. Мы только отсрочили его планы. Сейчас он начнет подбирать себе новую шайку. Нам известно только его имя — Иван Александрович. Я жду вас, господа, с любыми сообщениями, даже самыми невероятными. Может быть, он уедет из города, может, уже скрылся, но я сомневаюсь. Если мои предположения верны, то он из образованных, хорошего воспитания. Не простой бандит с топором в руке, как два задержанных нами бывших матроса, а человек с фантазией, начитанный человек. В качестве прозвища он использовал имя и отчество Хлестакова из пьесы литератора Гоголя, тот тоже выдавал себя за другую персону. Я убежден, наш преступник в городе. Продолжаем розыски, господа, но не забывайте и об остальных делах, которые ждут раскрытия.
Читать дальше