Артур Дойль: Маракотова бездна [litres]

Серое вещество вдруг словно вспучилось и двинулось к нам наподобие морской волны, лижущей борт парохода. Потом волна опала, пульсируя и волнуясь, и снова начались ритмичные конвульсии. Барфорт стал осторожно опускать покрывало.

– Такое впечатление, будто оно знает о нашем присутствии, – сказал он. – Почему оно, в самом деле, стало подниматься именно в нашу сторону? Может быть, под влиянием света?

– Что же от меня требуется? – спросил я нервно.

Мистер Барфорт указал на толстые брусья, перекинутые через шахту над спускной площадкой лифта. Между брусьями был просвет дюймов в девять.

– Это желание старика, – сказал он. – Я мог бы укрепить их значительно лучше, но спорить с ним – все равно, что пытаться убедить бешеного буйвола. Проще и безопаснее автоматически выполнять его распоряжения. Он хочет, чтобы вы укрепили на этих брусьях ваш пятидесятифутовый бурав.

– Ну, не думаю, чтобы тут встретились какие-нибудь трудности, – отвечал я. – Сегодня же принимаюсь за работу.

Легко себе представить, что это была самая странная работа в моей долгой практике, хотя мне приходилось работать во всех частях света и в самых разнообразных условиях. Поскольку профессор Челленджер настаивал, чтобы управление буром происходило с дальнего расстояния, и поскольку теперь я убедился, что в этой предосторожности была самая насущная необходимость, мне пришлось выработать систему электрического контроля, что было нетрудно, так как шахта сверху донизу была опутана электрическими проводами.

С бесконечными предосторожностями мы с Питерсом, моим десятником, доставили вниз все принадлежности и сложили их на скалистой площадке. Потом мы подняли повыше кабинку лифта и освободили себе место для действий. Решив избрать для работы метод вколачивания, поскольку здесь достаточно было одной силы тяжести, мы подвесили стофунтовый груз на блоке под площадкой лифта, а под ним установили заключающие бурав трубы и гарпун с раздвоенным на манер гигантского рыболовного крючка концом. Канат, поддерживающий груз, был прикреплен к стене шахты таким образом, чтобы электрический контакт освобождал его. Это была трудная, тонкая работа, проделанная более чем в тропической жаре и сопровождавшаяся постоянным сознанием того, что, оступись нога, упади гайка на покрывало, и может разразиться непоправимая катастрофа.

Окружающая обстановка тоже действовала на нервы. Все время я наблюдал странную дрожь и волнение, пробегающие по поверхности стен, и даже чувствовал легкое дрожание их при малейшем прикосновении. Ни Питерс, ни я не испытали ни малейшего огорчения, в последний раз давая наверх сигнал, что мы готовы к подъему, и докладывая мистеру Барфорту, что профессор Челленджер может приступить к опыту, когда ему заблагорассудится.

Долго ждать не пришлось. Через три дня после окончания моих подготовительных работ пришло приглашение.

Это был обычного типа билет, какие рассылаются для приглашения на семейное торжество, и текст его был таков:

ПРОФЕССОР Д. Э. ЧЕЛЛЕНДЖЕР

К. О., М. Д., Д. Н. и т. д.

(бывший председатель Зоологического института и обладатель такого количества ученых степеней, что уместить их все на этом билете не представляется возможным)

приглашает мистера Пирлесса Джонса (его, а не ее) в 11.30 утра в среду 21 июня в ХЕНГИСТ-ДАУН, СУССЕКС, быть свидетелем замечательного торжества разума над материей.

Специальный поезд отбывает со станции Виктория в 10.05.

Пассажиры оплачивают проезд из собственных средств. После опыта – завтрак.

А может быть – завтрака и не будет, смотря по обстоятельствам. Станция назначения – Торрингтон.

Мэлон тоже получил подобное приглашение и, придя к нему, я увидел, что он хохочет.

– Как нелепо посылать приглашение нам, – сказал он. – Мы все равно будем там, что бы ни случилось. Но знаете, от этого весь Лондон загудел. Старик добился своего, и его косматая голова окружена ореолом.

Итак, наконец наступил великий день. Я решил, что будет лучше поехать накануне с вечера, чтобы лично убедиться, что все в порядке. Бурав был установлен вполне точно, груз тщательно уравновешен, электрический контроль действовал без отказа, и я был втайне рад, что непосредственное руководство опытом не будет поручено мне. Рубильник, включающий ток, был установлен на трибуне в значительном отдалении от жерла шахты, чтобы свести к минимуму возможность опасных последствий.

В это историческое утро прекрасного летнего дня я, выбравшись на поверхность земли, взобрался на одну из решетчатых башен шахты, чтобы окинуть взором поле.