– А Летони? – взволнованно прошептал Лэннинг. – Сможем ли мы…
– Ах! – раздался приветственный бас Эмиля Шорна. Он стиснул пальцы Лэннинга своей медвежьей лапой. – Йа, Денни! Джонбар – это Валхалла! Здесь люди погибают в сражении – и снова сражаются, и снова погибают! И Сорэйнья… – Он прервал свою речь, охваченный благоговейным трепетом. – Это красная королева войны! Ах, валькирия! Воинственная дева, ужасная и прекрасная! Никто в Джонбаре не любит ее, нет!
– Джонбар? – Лэннинг осмелился задать свой вопрос снова. – Мы летим туда?
– Ах, йа! В нашем собственном времени – всем нам капут. Но дер херрен доктора найдут для нас место у себя. Мы вновь сможем сражаться за Джонбар. – Его лицо просияло. – Ах, хайль, Валхалла!
Лэннинг стоял на палубе, снова и снова ошущая радостное возбуждение от той силы в заново собранном теле, когда «Хронион» вновь вынырнул из тумана времени в чистом небе над Джонбаром.
Мягкий солнечный свет тихого весеннего утра ласкал высокие серебристые башни. Радостные толпы горожан высыпали отовсюду: из зеленых парков, с широких виадуков и садов, опоясывающих башни, чтобы приветствовать «Хронион».
Поврежденный маленький корабль времени медленно дрейфовал над их головами. Люди из прошлого, целы и невредимы, вот только форма на них была старая, изношенная и потертая – собрались на палубе, радостно размахивая руками.
Весь легион вместе – и все снова живы! Шорн, и Рэнд, и Даффи Кларк, смуглый испанец Кресто и мрачный Баринин, а также ухмыляющийся Лао Менг Шан. Два сутулых канадца, Исаак и Израэль Эндерсы, плечом к плечу. Куртни-Фарр, и Эрик фон Арнет, и Барри Халлоран. И юркий маленький Жан Кверард, вскочивший на борт и с риском для жизни произносящий речь в пространство.
Вот только сверкающий штурвал был теперь в руках джонбарского ученого. В стене выглядевшей по-прежнему башни была открыта большая дверь. «Хронион» устремился вниз и приземлился на платформу в огромном ангаре, где уже ждала шумная толпа. Жан ходил гоголем и бил себя в грудь кулаком. Балансируя на бортике, он жестом призвал к тишине.
– Се бон, – начал он. – Се тре бон.
Весь дрожа от нетерпения, Лэннинг соскользнул вниз, в толпу. Нашел подъемник. Поднялся наверх. Вот он уже в знакомом саду на террасе, где они обедали с Летони.
Посреди благоухающей диковинными цветами аллеи он остановился, чтобы перевести дух. Взгляд его упал на широкие зеленые парки, обрамляющие берега полноводной реки на добрую милю вперед. И тут ему на глаза попалось нечто, отчего в сердце его будто всадили болезненную иглу.
Ибо он понял, что эта широкая река, по сути, та же самая река, что протекала через Гирончи. На месте утлых деревушек возвышались высокие башни. И самая высокая стояла на том же холме, что и мрачная черная башня гиран.
Но где же другой холм, на котором высилась алая цитадель Сорэйньи?
У него перехватило дыхание, когда он понял, что холм тот же самый, на котором находится башня Летони. Его руки вцепились в перила, он посмотрел на маленький столик, где сидел вместе с Летони в страшную ночь разрушения Джонбара. Ибо Сорэйнья, великолепная в своей золотой раковине, вновь поднималась, чтобы посмеяться над ним, как это уже было в ту ночь. Слезы застилали его глаза, и внезапная боль пронзила остановившееся сердце.
О прекрасная Сорэйнья… мертва!
Легонько скрипнула дверь среди кустов, и чуть слышный голос радостно окликнул его. Лэннинг медленно огляделся. И его охватило непомерное изумление.
Летони бежала к нему через цветы. В ее фиолетовых глазах стояли слезы, лицо озаряла улыбка невероятного восхищения. Лэннинг вздрогнул, поднимаясь ей навстречу.
Ибо золотой голос королевы воинов слышался в ее оклике. И призрак Сорэйньи стоял в ее сияющих глазах. На ней даже было облегающее одеяние из алого сверкающего металла, подобное кольчуге Сорэйньи.
Она упала в его дрожащие объятия.
– Денни… – счастливо вздохнула она. – Наконец-то мы… одни.
Его новый мир повернулся. Цитадель Сорэйньи стояла на том же холме. Но ни Джонбар, ни Гирончи никогда не существовали. Расходящиеся дороги вероятности, возникающие из одной точки, теперь слились в одну реальность. Летони и Сорэйньи…
– Да, моя дорогая, – и он соединил их обеих в своем сердце, ласково выдохнув: – Одни!