Али Абев - Миссия сдвига на Фа#

– Христос грядёт! – волнами прокатилось по толпе, заглушая пение Владык, ведущих церковную службу.

Осознав всё величие момента, патриарх Михаил трижды сердечно обнял посланца Господа и, повернувшись к людскому морю, зычно крикнул:

– Братья и сестры! Второе Солнце взошло на небе, как заповедано в писании. Близится Судный день. Спешите очиститься душою и припасть к плащанице Спасителя, ибо она – нетленный свидетель его Воскресения. Христос грядёт! Христос Воскресе!

– Воистину Воскресе! – разнеслось над Царьградом.

На центральной площади города Владимира, умытой дождём и высушенной летним солнцем, у крутого обрыва, спускающегося к нефриту вод реки Клязьмы, лениво шелестел листвою городской парк. В тени его деревьев, неподалёку от места, где застыли в своём вечном просветительском походе покрывшиеся бронзой минувших врёмен князь Владимир и епископ Фёдор, нашёл себе приют от зноя ничем не примечательный гражданин – человек среднего роста и средних лет.

– Он не осознаёт кто мы.

– Конечно! Энергии маловато.

Сидящий на скамейке с томиком Кастанеды в руках Константин Снопов оторвался от чтения книги и обернулся в сторону, приближающихся к нему, двух мужчин.

Один – высокий, уже поседевший, но довольно моложавый гражданин в идеально подогнанном по худощавой фигуре костюме, с пенсне на переносице.

«Станиславский!» – окрестил Константин, одетого с иголочки, пожилого интеллигента с галстуком-бабочкой на шее.

Другой – коренастый представитель народов латинской Америки. Широкая лицевая кость, нос с горбинкой, смуглая кожа, пронзительный взгляд чёрных глаз – вылитый «амиго» из Мексики или Перу.

С приходом незваных гостей волна жара ворвалась в область солнечного сплетения читателя Кастанеды, и вспотевшему Косте ужасно захотелось пить.

– Здравствуйте! – оба незнакомца склонили головы в знак приветствия и расплылись в улыбке.

– Разрешите представиться! Нагваль Алексеев, он же Станиславский, – произнёс седовласый старик в пенсне, излучая тепло радушных глаз.

– Нагваль Хулиан, индеец яки, учитель Хуана Матуса, – произнёс второй, указывая взором на томик Карлоса Кастанеды, лежавший на коленях Снопова. Пожимая Косте руку, он быстро завладел большим пальцем его ладони.

– Ай, как неосмотрительно, амиго! Смотри! Твоя воля теперь в моих руках! А мы, индейцы, дети кровавого Ареса-Марса, народ жестокий! Помнишь слова моего ученика Хуана Матуса о том, что маги древности всегда вели себя воинственно? Раздражение было их стихией. Впрочем, тебе это состояние хорошо знакомо. Вы, москвичи, так себя за рулём чувствуете.

«Пожалуй, он и не индеец, вовсе. Да это же обыкновенный цыган! Такой же бесцеремонный, как гадалки на вокзале! – размышлял Константин, пока незнакомец тряс его руку. – Куда это Иришка запропала? Ушла осматривать собор и как в воду канула!»

Снопов поднялся со своего насиженного места, потянулся и хотел уже отправиться на поиски жены, но оброненная ему в след фраза остановила его.

– Там народу собралось, – тьма! Венчание снимают. Вход для посетителей закрыли. Люди с билетами на осмотр храма стоят, ждут, когда начнут пускать. Ничего не попишешь. Веяние времени! – беспомощно развёл руками коренастый «амиго».

«Вот оно что! Тогда лучше подождать здесь. А то ещё разминемся!» – решил Константин Дмитриевич, усаживаясь обратно на скамью.

– А не спеть ли нам, ромалы, песню о вечном: о любви двух сердец и встающем у неё на пути хамстве? – предложил дон Хулиан. Сняв висевшую за спиной гитару, он присел рядом с Константином на скамейку, размял пальцы, со знанием дела прошёлся по струнам и запел, демонстрируя виртуозное владение инструментом:

– Ай, да ехали цыгане стороной Таганской.

– Ой, да поспешал Будулай к Клавдии-то! – вставил реплику Станиславский.

– Эх, да дорогу светофор закрыл!

– Вот, засада-то! – огорчился профессор.

– И пришлось пролёточке цыганской…

– Ой, да потрёпанной такой, пролётке – LC 80! – подмигнул Константин Сергеевич Косте.

– Стать под выхлоп бумерских кобыл…

– Загорелась стрелка, стрелочка судьбы.

– Эх, заждалась Будулая Клавдия-то! – страдальчески вздохнул Алексеев.

– Но, плюют на знаки в Бумере жлобы.

– Ой, да разве ж можно?!

– Что ж? Седой разведчик ППШ достал.

– Ай, да кучерявый! – восхитился профессор.

– И аккорд судьбы жлобам сыграл.