Нелл Уайт-Смит - 150 моих трупов

– Риррит, остановись, – попросил он, не скрывая горечи ко мне, – мы ведь так далеко продвинулись. Ты ещё мог бы всё вернуть. Я… Я хорошо относился к тебе. Я слушал через тебя сказки твоей земли. Мир слаб и болен, я хочу исцелить его. Не сам. Не желая власти над ним, я хочу, чтобы слёз в нём стало меньше, Риррит. Ведь я говорил тебе: здания перестанут рушиться. Смертей станет меньше. Отныне я разрешаю твою боль: ты больше не механический паук, что смотрит вокруг себя многими глазами. Потому что нет жертв и палачей ни в мире, ни в Храме, ни на Луне – нету. Есть травмы. Бесконечные, чёрные бездонные дыры, съедающие души и заменяющие их собой. Ты – травма. Одна большая, ходячая, пожирающая других. Я пригрел тебя и почти исцелил. Я делал для тебя всё то, что врач должен делать, но я не успел, и я не уберёг Инву, но я хотел… Я… Я хотел найти в комке боли и отчуждённости какие-то крохи души и дать тебе возможность самому сделать себя. Из боли, тумана и пепла создать себя. Создать из эха той боли, что ты породил в себе и в других, и эха той любви, что я породил в вас обоих. Но я не смог. Так случилось. Нас раньше нашли. Нас обнаружили и обнажили раньше времени, Риррит! Я проиграл, я потерпел поражение, и ты чудовище теперь, но не наказывай мир из-за этой моей ошибки. Пожалуйста… – он остановился, и я чувствовал, какими тяжёлыми стали вдруг для него слова, – не умирай, Риррит. Тебе здесь не за что умирать. Это я. Это я должен… Должен и буду за это снова и снова умирать, друг мой…

Я должен был противостоять. Сражаться дальше, но за что? Я должен был противостоять, но так велика была та странная, та неясная и всеблагая нелогичность, что лежала между нами. Что тянулась ко мне и постила меня простить. Не так, как я поступил с женой, не так, как я поступил с другом. Не сбежать, не сдаться и не наказывать. Простить, как принести жертву чему-то большему. Первородному Огню. Я отпустил контроль.

– Спасибо, – прошептал Хозяин Луны, понимая, насколько серьёзен этот дар.

Он мягко поставил тело своей дочери на ноги. Он словно отпустил её в свободное вращение танца. Это была древняя, древнее одного, и двух, и десяти поколений память о гармониях движений. Инстинктивная память пластики. Я не смел противиться этой памяти, потому что это было своеобразное, отражённое многие разы в сводах над миром эхо моей Инвы. Поминальная песнь по ней. Я мог, но я не посмел её прервать. Я окунулся в свою слабость в жертву своей любви миру. И в этот момент я проиграл битву за груз с Хозяином Луны.

– Не ходи к нему, девочка, не люби, – шепнул вдохновенно на ухо телу рыжей женщины, умиравший многие сотни раз, демон.

Он мягко коснулся её волос, он убрал их за плечи. Быстрыми, необъяснимо нежными и аккуратными движениями он заплёл ей волосы. Он снял порванную одежду. Ласково коснулся губами затылка. Надел на неё перчатки, которые снял с себя, которые снял с меня прежде…

– Пойду, мастер. Отпустите ли?

– Пущу.

Он отпустил.

Я не смог вынести того, что она уходит отсюда. Что идёт куда-то, где ей никогда не будет места. Я потянулся за ней, я забыл всего себя в этом броске, но точность контроля, требовавшаяся от меня, возросла почти в сто пятьдесят раз, и я сорвался.

– Ты не проигрываешь, Риррит, – с болью в голосе говорил мне Хозяин Луны, оставаясь за её плечами. Он был сейчас, как и я, одинок. – И мы не враги. Что такое любовь? Риррит?

Я молчал.

– Риррит, что такое любовь? Почему твои глаза плачут? Иди и стань в сто пятьдесят раз точнее ради неё. И если ты полюбил её сильнее, чем Хозяин Мира сможет её полюбить, то останови! Получи контроль над ней, но знай, помни об этом, Риррит: когда ты победишь, тебе будет уже нечего в ней любить.

Я смотрел ей вослед своими глазами. Она застыла.

– Попрощайся. На счёт три она разлюбит тебя и больше не вернётся никогда.

Она обернулась.

Впервые в жизни я глядел в глаза своей жертве. Достаточно ли боли я отдал ей? Достаточно ли горести я ей сообщил? Сможет ли она её вынести вне нас, сделать её открытой, трепещущей, чтобы там, где ни меня, ни её никогда не будет, кто-то нашёл и исцелил её – нашу боль. Исцелил и запомнил. Исцелил и сделал нас этим бессмертными?

Я не прощался. Упивался каждой секундой, что продолжался наш безмолвный контакт. Наш танец без прикосновений. Там, глубоко в ней, была искра Сотворителя. Её создал Хозяин Луны, и я холодным безжалостным ветром раздул её ярче. Заставил её больше… жить. Демон досчитал до трёх, и, прежде чем он меня сбросил с последней попытки контроля, в глубине её глаз погасла какая-то искорка вдохновения, понятная только мне.