Нил Гейман - Лучшие рассказы [litres]

– Ваша знакомая? – поинтересовался «Дейли телеграф».

– Не думаю, – прищурился я.

Все разговоры смолкли, но она продолжала разоряться.

– Реализм! Никому это дерьмо давно неинтересно! Никому!

После чего полезла в карман пальто, вытащила, представьте себе, пузырек чернил и со словами:

– Попробуй теперь это продать! – плеснула содержимым на «Уиндермирский закат».

Чернила оказались иссиня-черные.

Рядом нарисовался Пол, быстро выхватив у нее пузырек.

– Эта картина стоит триста тысяч фунтов, юная леди!!!

С другой стороны возник Барри и, взяв ее под локоток:

– Думаю, полиция захочет перемолвиться с вами словечком! – потащил в офис.

Проплывая мимо меня, дама продолжала орать.

– Да не боюсь я вас! Я горжусь, что сделала это! Такие художники только жиреют на легковерной публике! Овцы! Вы все – овцы!! Реалистическое дерьмо!!

И вот ее уже увели, и все честное собрание принялось восторженно жужжать, обнюхивая залитое чернилами полотно и бросая на меня жадные взгляды, а «Телеграф» уже спрашивал, как я прокомментирую событие и что я чувствую теперь, когда картина стоимостью в триста тысяч фунтов уничтожена безвозвратно, и я в ответ что-то мямлил о том, как я горд быть художником, и о преходящей природе искусства, а он восхищался, что сегодняшнее происшествие – уже само по себе художественный хеппенинг; короче, мы пришли к заключению, что хеппенинг там или нет, а устроившая его девица явно не в ладах с головой.

На сцене снова объявился Барри, перепархивая от группы к группе и объясняя всем и каждому, что Пол в этот самый момент разбирается с хулиганкой и что дальнейшая ее судьба будет зависеть исключительно от автора выставки. Как я решу, так и будет. Потихоньку выдавливая все еще взволнованно гудящую толпу через двери в ночь, Барри рассыпался в извинениях, соглашался, что мы живем в интересные времена, и обещал открыться завтра в положенное время.

– Ну что ж, все прошло хорошо, – резюмировал он, когда в галерее мы остались одни.

– Хорошо?! Да это же форменная катастрофа!

– М-м-м. Ты только представь себе заголовки: «Стюарт Иннес, чья картина стоимостью в триста тысяч фунтов была на днях уничтожена…». Будь милосерднее, милый. Она – такая же художница, как и ты, пусть даже цели у нее другие. Иногда нужно, чтобы тебя вот так зашвырнули на качественно новый уровень, хотя бы и пинком.

– И чья это, интересно, была идея? – осведомился я, входя в заднюю комнату.

– Наша, – ответил Пол.

Они с рыжеволосой девицей сидели там и пили белое вино.

– Ну, в основном Барри. Но нам нужна была славная актрисочка, чтобы как следует все провернуть, и нашел ее я.

Актрисочка скромно улыбнулась, умудряясь выглядеть одновременно сконфуженной и донельзя довольной собой.

– Если это не даст тебе рекламу, которой ты заслуживаешь, красавчик, оставь надежду всяк… Ты теперь достаточно важная птица, чтобы на тебя охотиться.

– Уиндермир это не спасет, – заметил я.

Барри с Полом обменялись хитрыми взглядами и захихикали.

– Он уже продан, милый. Весь в чернилах, как есть – за семьдесят пять тысяч фунтов, – сообщил мне Барри. – Я всегда говорил: люди думают, что покупают искусство, но на самом деле им нужна история!

Пол наполнил бокалы.

– И всем этим мы обязаны ей! – повернулся он к женщине. – Стюарт, Барри, я хотел бы поднять тост. За Кассандру!

– За Кассандру! – отозвались мы и выпили.

Растягивать шампанское я на этот раз не стал. Видит бог, не до того было.

И пока имя камнем падало на дно, Пол продолжал:

– Кассандра, дорогая, как тебе наверняка известно, сей до нелепого красивый и талантливый вьюнош – не кто иной, как Стюарт Иннес.

– Известно-известно, – подтвердила она. – Мы на самом деле – давние друзья.

– Так, а вот с этого места поподробнее… – вмешался Барри.

– Ну, – скромно сказала Кассандра, – двадцать лет назад Стюарт имел обыкновение писать мое имя на тетрадках по математике.

Она выглядела совсем как та девушка на моем карандашном наброске, что есть – то есть. Или как на фотографиях из будки на вокзале Виктория – только на двадцать лет постарше. Резкие черты. Интеллектуальная. Уверенная в себе.

И я никогда до сих пор ее не встречал.

– Ну, что ж… привет, Кассандра, – сказал я.

Ничего лучше мне все равно в голову не пришло.

Мы сидели в баре на первом этаже моего дома. Еду там, кстати, тоже подают, так что это не просто пивная.

Я болтал с Кассандрой, словно знал ее с самого детства. А я, приходилось все время себе напоминать, не знал. Я познакомился с ней только сегодня вечером. У нее до сих пор все ладошки были в чернилах.