Нил Гейман - Лучшие рассказы [litres]

Хозяева галереи, сладкая парочка по имени Пол и Барри, все еще звали меня «красавчиком», как двенадцать лет назад, когда мы только познакомились… и когда это вполне могло быть правдой. Тогда они щеголяли в цветастых рубашках с открытым воротом и золотых цепях; теперь, в зрелые годы, переоделись в дорогие костюмы и болтали все больше об акциях и фондовой бирже – по мне, так с этим они малость перегнули. Но общаться с ними все равно было приятно, особенно если видеться всего три раза в год: в сентябре, когда они заваливались ко мне в студию, поглядеть, над чем я там работаю, и отобрать картин для галереи; на выставке в октябре – торжественное открытие, тусовки, фуршеты; и в феврале, когда расплачивались за проданное.

Из них двоих Барри занимался непосредственно галереей. Пол владел ею в долю, устраивал вечеринки и приемы, а параллельно еще работал в костюмерном цеху Королевской Оперы. Предварительный просмотр перед открытием выставки назначили в пятницу вечером. Пару дней до того я нервно развешивал картины. Теперь, когда моя часть работы сделана, оставалось только ждать. И надеяться, что публике мое искусство понравится, а сам я не ударю в грязь лицом. В общем, я поступил, как в каждый из предыдущих двенадцати раз – доверился мудрым советам Барри.

– Не налегай на шампанское, милый. Догоняйся водой. Ничего нет хуже для коллекционера, чем пьяный художник – если только он, конечно, не знаменит своим пьянством, а это не твой профиль. Будь любезным, но загадочным. Когда тебя станут спрашивать, о чем картина, что за история за ней стоит, говори что-нибудь типа: «Но на устах моих печать…». Только, ради бога, выгляди так, будто там и вправду есть история. Именно это они и покупают.

Я редко когда приглашаю людей на превью, по крайней мере теперь. Некоторые художники считают это важной светской обязанностью, но я – нет. Я, конечно, серьезно отношусь к своему искусству – как к настоящему искусству, да, – и горжусь сделанным (последняя выставка называлась «Люди в пейзаже», что в общем-то достаточно полно характеризует мою работу), но при этом отдаю себе отчет, что смысл эта вечеринка имеет исключительно коммерческий – этакая заманушка для потенциальных покупателей и тех, кто сможет вовремя ввернуть словечко другим потенциальным покупателям. Я вам это специально говорю, чтобы вы потом не удивлялись, что списком приглашенных на такие мероприятия занимаются Барри и Пол, а не я.

Начинается превью всегда в половине седьмого вечера. Весь день я довешивал картины и приглядывал, чтобы все было на уровне – в общем, занимался тем же, чем и все предыдущие годы. Единственное, что отличало этот раз от остальных, был жутко взволнованный Пол, так и пузырившийся от нетерпения, будто маленький мальчик, изо всех сил пытающийся НЕ СКАЗАТЬ, что он купил папе на день рождения. Это, и еще Барри, таинственно заметивший во время развески:

– Ну что ж, сегодняшний вечер впишет тебя в историю.

– У нас опечатка на «Озерном Крае». – (Жуткого размера полотно с озером Уиндермир на закате; двое детей потерянно таращатся на зрителя с берега.) – Там должно стоять три тысячи фунтов, а стоит триста тысяч.

– Да неужто? – рассеянно отозвался Барри. – Ой-ой.

Но исправлять не пошел.

Я как-то даже растерялся, но тут начали прибывать первые гости – немного рано, да, но загадке волей-неволей пришлось подождать. Некое юное создание предложило мне поднос с грибными канапе. Я взял бокал шампанского-неналегайки со столика в углу и приготовился смешиваться с публикой.

Цены на картинах значились непристойно высокие. Сомнительно, чтобы «Маленькая галерея» сумела продать меня за такие деньги… не пора ли начинать волноваться, что год грядущий мне готовит?

Барри с Полом всегда сами буксировали героя вечера по комнате:

– А вот и наш художник, красивый мальчик, который написал все эти красивые картины. Его зовут Стюарт Иннес…

Мне оставалось только пожимать руки и улыбаться. К концу вечера я уже перезнакомился буквально со всеми, так что когда они выдавали что-нибудь вроде:

– Стюарт, ты же помнишь Дэвида, он пишет об искусстве для «Телеграф»… – я, глазом не моргнув, отвечал:

– Ну конечно! Как вы, Дэвид? Я так рад, что вы смогли прийти…

Комната только что не трещала по швам, когда какая-то эффектная рыжеволосая женщина вдруг подняла крик.

– Реалистический мусор! – ни с того ни с сего завопила она.

Мы как раз беседовали с каким-то арт-критиком и оба повернулись на шум.