Алекс, брат Джеймса, нарушает тишину.
– Боюсь, мы не выберемся отсюда.
– Хорошо.
Далее следует жена Фаулера, Марианна, ее голос звучит тихо.
– Оба моих ребенка уже взрослые. Боюсь, они здесь умрут от голода. И я еще больше боюсь за детей младшего возраста.
Фаулер обнимает ее и притягивает к себе.
– Я думаю, что это страх, который мы все разделяем.
К моему удивлению, полковник Эрлс говорит следующим:
– Я боюсь что-то упустить. Не сделаю все возможное, чтобы выбраться отсюда.
Я киваю ему.
– Спасибо, полковник.
В подвале раздается голос капрала Анжелы Стивенс, такой же чистый и сильный в темноте, как и на кухне:
– Я боюсь подвести всех.
– Я думаю, что мы все боимся, Анжела. Мы разделяем эти страхи. И мы не должны держать их запечатанными внутри нас, медленно сходя с ума. Мы должны признать наш страх – и увидеть его таким, какой он есть, – это система предупреждения ума. Как только мы получили предупреждение, страху уже нет места. Страх – если мы позволим ему – сосредоточит наше внимание на объекте нашего страха, событии, которого мы боимся, или результате, который мы не сможем вынести. Он будет работать как фильм ужасов на повторе, бесконечно проигрываясь в наших умах. Мы должны признать страх как сигнал тревоги и выключить его. Вот как мы справляемся с чрезмерным страхом – рассматривая его как раздавшийся сигнал тревоги, обычное событие в жизни каждого. Со временем и практикой вы можете научиться выключать этот сигнал.
* * *
На следующее утро на водоочистной станции в подвале капрал Стивенс стоит возле небольшого бассейна, из которого выходит резервная труба. Ее тело обернуто алюминиевой фольгой, которая плотно приклеена к ней. Это удержит тепло тела, чтобы согреть ее, и выглядит она как супергерой: Женщина из фольги. Это лучший вариант, какой мы можем предложить, чтобы держать ее в тепле. Вода в трубе будет холодной, и в водоносном горизонте будет куда холоднее. Если она не задохнется, у нее не остановится сердце и просто не наступит истощение, она легко может умереть от переохлаждения.
Кислородные баллоны, честно говоря, сделаны довольно топорно. Каждый представляет собой набор пластиковых канистр, сплавленных вместе. Есть три резервуара, каждый соединяется с ее костюмом собственным шлангом, снабженным клапанами, которые она может открывать или закрывать. Идея состоит в том, что, если один резервуар выйдет из строя (или там закончится кислород), она может переключиться на другой.
Фаулер держит в руках планшет с картой водопровода и водоносного горизонта.
– Мы уверены, что у вас достаточно кислорода, чтобы достичь любой точки в водоносном горизонте. Все зависит от того, насколько быстро вы плаваете и сколько кислорода вы используете. А также от того, повреждены баки или нет. С учетом вышесказанного ваш лучший вариант – сразу же добраться до поверхности водоносного горизонта, когда выберетесь из резервной трубы. Найдите разрыв на поверхности воды, подышите кислородом и отдохните. Не торопитесь и ищите проход на поверхность от этой своей новой домашней базы.
– Поняла, сэр.
Сержант обвивает самодельную веревку вокруг ее талии: полоски простыни, переплетенные вместе и туго смотанные.
– С Богом, капрал, – говорит полковник Эрлс.
Я морщусь, когда кровь приливает мне к лицу.
– Держи крепче, Джеймс, – говорит Идзуми.
У нее стальные нервы.
Мы оба одеты в армейские хирургические халаты, перчатки и маски для лица. Пациент, 26-летний молодой человек, которого мы вытащили из-под обломков здания около трех часов назад, вертится на операционном столе в медицинском отсеке бункера ЦЕНТКОМа.
Идзуми смотрит на аппарат, показывающий его жизненно важные функции, и делает анестезию.
Она медленно передает мне зажимы и протягивает руку.
– Нить.
Сорок пять минут спустя операция закончена, и я отмываю руки.
– Я думаю, он справится, – говорит Идзуми, стоя рядом со мной и тоже моя руки под металлическим краном. – Мы будем знать наверняка к завтрашнему утру.
Мы выходим из операционной, проходим через медицинский отсек и оказываемся в открытой зоне бункера, который превратили в больницу. Ряды раскладушек покрывают половину пола. Мы убрали все машины, кроме одной, и припарковали их прямо у бункера, чтобы освободить место. На веревках между кроватками, чтобы добавить хоть немного приватности, висят белые простыни. Примерно двадцать пациентов бодрствуют и плачут. Их рыдания мучительны, но сейчас мы сделали для них все, что могли. Мы обработали их раны и дали им обезболивающие. С болью в их сердцах от потери близких мы мало что можем поделать. В ближайшее время эта боль не уйдет.
Читать дальше