Взгляды дам уже при входе были сосредоточены на новичке, а теперь к глазам присоединились уши, которые с изумлением услышали:
— Медам, я — шевалье Эмильен де Вержи, беглец из Франции, которого императрица Екатерина соизволила отправить за дуэль в солдаты, а князь Потемкин призвал сюда ради некой безделицы.
— Etes-vous francais? L'emigrant? D'ou? (Вы француз? Эмигрант? Откуда?) — раздался вдруг взволнованный грассирующий женский голос.
Миша пригляделся к дамам и встретил горящий взгляд, принадлежащий миниатюрной брюнетке лет двадцати пяти с характерным носиком с горбинкой, черными глазами и вычурными губами.
— Je viens de Bourgogne, — ответил Миша, побаиваясь, что вдруг она тоже из тех краев.
— Et je suis sous le Aix-en-Provence! (А я из-под Экс-ан-Прованса!), — радостно ответила француженка. — Mon Dieu, ca nous a amenes! (Бог мой, вот занесло-то нас!).
— Вы тоже бежали от революции? — перешел на русский Миша.
— Нет, — вяловато ответила брюнетка. — Меня приглашать петь в Россия князь Потемкин. Через порученец.
— На гонорар наша Аннет польстилась, — вмешалась с насмешливой интонацией другая брюнетка (явная грузинка, между двадцатью и тридцатью годами, точнее у грузинок не скажешь), значительно более представительная, прямо-таки царица. И голос у нее был под стать царице: грудной, богатый, завораживающий («как у Тамары Гвердцители» — восхитился Ботан).
— Только гонорар оказался жидковат и от случая к случаю, — продолжила Царица Тамара. — Даже на переезд обратно во Францию его не хватает. Так, Анюта?
— Так, — обреченно кивнула девушка из Прованса, но вдруг упрямо вскинула голову: — Но я облигатуар (обязательно) бежать отсюда!
— Два года уж бежишь, — едко поддела ее грузинка. — Нет, милая, сама ты на это не способна. Так что ищи попутчика-мужчину. Да не какого-нибудь фокусника али солдата, а самостоятельного, с деньгами. Купчину румынского, например.
— Ты опять меня этот подлый Мунтян сватать? — вскипела Аннет. — Он меня желать деньги купить, как девка, а теперь к алтарь звать? Фига ему!
— А я бы пошла, — нарочито ленивым, тягучим голосом молвила кареглазая стройная блондинка лет двадцати, с подвижной грудью, глядя томно на француза. — А потом прибрала бы его к рукам и стала жить в свое удовольствие…
— Не сочиняй, Жужу, — еще более насмешливо осадила подругу Царица Тамара. — Ты ведь и запаха валашского не переносишь!
— Запах у них, признаться, ужасен, — сморщилась мадмуазель Жужу. — Может быть, это от кукурузного масла, которым они привыкли волосы смазывать? Но от этой привычки мужа можно отучить…
— Запах русских мужчин тоже ядреный, особенно к концу дня, — вступила в разговор четвертая женщина, шатенка, лет уже за тридцать. — Но мне он почему-то не противен.
— Чем же, интересно, пахнут французы? — вдруг произнесла Царица Тамара, глядя в упор на Ботана. Миша тотчас смутился, ощущая сильную тягу к этой вальяжной женщине.
— Не надоело вам еще языки по нашему поводу чесать? — спросил напористо Дементий. — Или вы на игру сегодня не настроены?
— Сыграем, конечно, Демушка, не переживай, — засмеялась Тамара. — Перед основным действием всегда должна быть разминка. Мы, певицы, про это хорошо знаем.
После этой разминки все расселись вокруг стола, но Тамара вдруг спохватилась:
— В «мушку» ведь более чем всемером нельзя играть. Значит, одного сделаем судьей — чтобы фокусники эти поопасались свою ловкость показывать. Но кого?
— Я посижу в качестве ученика, — проворно сказал Ботан. — А когда ухвачу суть игры, то могу кого-то подменить.
— Этранже (Странно), — заметила Аннет. — Я думала, в Франция везде мушка играть.
Ботан хохотнул и виновато развел руки. Дамы тоже засмеялись, после чего взялись за мелки и стали вырисовывать на зеленом сукне секторы для взяток и ремизов, а Тамара достала свою колоду в 52 листа и стала тасовать карты.
Первые полчаса Ботан внимательно вникал в суть игры и, наконец, ее понял: заказ очков, обычные взятки по масти или козырем, «мушка» (пиковый туз) бьет всех, главный нюанс — не перебрать заказ, иначе приходится лезть в гору с нуля. После этого он следил за игрой уже вполглаза, стал посматривать на дам и приметил, что его тоже рассматривают: то Аннет, то Жужу, то сама Царица. Посматривала и зрелая дама по имени Апраксия, но лишь снисходительно, по-матерински. Прочие же дамы его изучали, а ощутив на себе ответное внимание, чуток краснели или бледнели — в зависимости от физиологии и темперамента. Прошел круг, и раздосадованная Аннет, заплатив проигрыш, бросила карты со словами:
Читать дальше