Сергей Аверин - Мечтатель [СИ]

— Александр… Александр…

Ты ничтожен хронист, ты никто. Ты не можешь оглянуться кругом и увидеть, что существует окружающий мир! Ты наблюдал за ним половину сознательной жизни, и ты его не видел! Карлан, Карлан… И ты еще чего-то хочешь? Ты, не разглядевший человеческую душу в Изалинде? Ты, не уразумевший, кто ты для нее, и, самое главное, кто она для тебя! Тут даже бесполезно искать оправдания. Его нет. Есть только ты и люди в доисторических доспехах, штурмующее укрепление, да еще белая арка Храма, к которому ты стремился всю жизнь. Остальное… Оно очень важно, но не сейчас. Сейчас тебе просто нужно понять, что ты хочешь, и главное — кто ты есть, чем ты стал под гнетом желтых куполов Города. Другие смогли сохранить себя, ты нет. Так расплачивайся, или ты не видишь выход? Вперед, израненный хронист, закованный в трофейный экзоскелет убитого рядового. Твой путь, он в тебе самом. Сумеешь? Нет? Решай. Время идет. Его не остановить.

— Александр…

— Да. — Я открываю глаза и поднимаюсь на локте. Собственного голоса почти не слышно, остался жалкий шепот, но и это заметный прогресс по сравнению с моим прошлым состоянием.

— Александр?..

— Слушаю вас, юная леди. — Девушка сидит на каком-то ящике, ее походный комбинезон почернел от копоти, в некоторых местах он измазан кровью, но открытых ран не видно. Видимо, кровь не ее, а чужая. Моя, например. Рядом валяется лазерная винтовка с оторванным прикладом. Вдали, там, где мы ставили первую линию обороны, горой навалены пустые ящики из-под оборудования и целые горы металлического хлама. Когда-то эти горы были почти разумными роботами, а сейчас превратились в бесполезный мусор. Слева возвышается стальной бок одной из трех наших машин. Ее пригнали для прикрытия отступления. Плазменные резаки, они и есть плазменные резаки. Значит, с последнего боя прошло много времени. Иначе бы притащить сюда махину не получилось.

— Вы… — ошарашено пробормотала она, уставившись на меня непонимающими глазами. — Вы живы?

— А я умирал?

— Ну, нет… Но док сказал, что в сознание вы не придете, и… и…

— И все-таки умру. От перегрева мозгов. — Закончил я за нее. — Так?

— Да. — Изалинда потупляет взор и уделяет громадное внимание заляпанным грязью ботинкам.

— Вы плохо знаете хронистов. Мы — порода живучая! — Спазм острой боли прошивает все тело, заставив согнуться в три погибели и упасть обратно на походную раскладушку. Оказывается, ничего не прошло. Док сказал справедливо: мышцы и кости он залатает, а нервы восстановлению в полевых условиях не подлежат.

Заботливые руки подхватывают меня и пытаются удержать, защитить, уберечь… Я без малейшего движения перетерпливаю приступ на раскладушке, а затем высвобождаюсь из объятий археолога. Что бы там она не чувствовала, сейчас это бесполезно. У меня свой путь, у нее — свой.

— Изалинда, мне нужно поговорить с доком. — Она молча кивает и ведет меня в другой конец лагеря. Людей внутри почти не осталось. Все там, у линий защиты, ждут следующего нападения. Голова раскалывается. Боль адская. Перед глазами плавают разноцветные круги, заслоняя любые предметы, чтобы не спотыкаться на каждом шагу, приходиться перебирать руками об стену. Когда стена кончилась, волей неволей пришлось опираться о Изалинду.

Путь казался бесконечным. Палатки, сломанное оружие, глубинные сканеры, бесполезные при нынешней хронической нехватке энергии… В уголке пещеры, почти добравшись до места, пришлось пройти мимо кладбища. Тут лежало не меньше половины наших. Солдаты, ученые, и просто хорошие люди. Они были мертвы. И никакая сила не поднимет их обратно. А виноват во всем я. Только я.

— Не вините себя, Александр. Они последовали за вами по своему желанию.

— Вы проницательны, Изалинда. Проницательны в мере, не свойственной простым смертным.

— Просто вы говорите вслух, профессор.

— Сколько раз я вам говорил, не называйте меня профессором!

— Сейчас это ничего не изменит.

Я остановился и заглянул ей в глаза. Темные, печальные глаза, до самого верха наполненные тайной. Я ее разгадал, я понял ее, решение загадки в моих руках, но я не смогу им воспользоваться. Я, темный бог, извечный наблюдатель, социолог, психолог, историк, заново нашел ответ на потерянный в суете последних тысячелетий вопрос, но я не употреблю свое знание. Ответ навсегда останется со мной.

Вот как оно бывает, когда рушатся мечты. И не тем это страшно, что мечты рушатся, а тем, что они были, что они имели право на существование, что они заставляли идти к чему-то далекому и несбыточному, к чему-то заповедному, что уже никогда не должно было повториться в стоящем нал пропастью мире. Скажите мне, как можно мечтать, стоя на краю? Зная, что от смерти тебя отделяет жалкая секунда, десять сантиметров? А там, внизу, далекая бездна, лишенная конца, и полет в ней будет страшнее смерти . Мечты бесполезны. Более того, они опасны.