Дмитрий Баюшев - Шестьсот шестьдесят шестое правительство [СИ]

— Цыц, — сказал ему первый. — Иудушка. Ты еще этим подонкам зад оближи.

— Давай, ребята, — лениво разрешил Курепов и отошел в сторону, к Веньке.

После его слов стая накинулась на пленных. Каземат наполнился визгом, шипеньем, хрюканьем, верещанием, уханьем, криками боли. Миг, и с облепившими пленных правителями произошли чудовищные метаморфозы.

Венька, который уже внес свою лепту на жертвенный алтарь, увидел вдруг, что голова у Аксельрода начала разбухать, физиономия вытянулась в клыкастое рыло, уши принялись расти вверх, и сам он, тяжело осевший на карачки, превратился в массивного, обросшего рыжей щетиной кабана. Хлебников обернулся глянцевым питоном, Дохлер — большой неопрятной крысой. Были тут шакалы, гиены, сумчатые «дьяволы» и даже трехметровый крокодил.

В зверей превратилась половина стаи, другая приняла довольно жутковатый вид. Эти были похожи на людей, но людского в них было мало. Кто-то был без кожи, этакое окровавленное страшилище, кто-то оброс волосами и на волосатой харе имел только огромный черный рот, кто-то был полупрозрачен, с открытыми для обозрения тошнотворными внутренностями, у кого-то вместо башки была стеклянная бутылка из-под водки, у кого-то с блудливой рожей джокера имелся напряженный, как у Приапа, в половину человеческого роста член, у кого-то с крохотной подслеповатой головой свисал до пола широкий, как лопата, язык, кто-то был сморщен, мерзок, покрыт дурно пахнущими струпьями.

Среди них единственно Кирилл, ощерившийся, исступленно кричащий, вцепившийся в ухо одного из обреченных, имел человеческий облик, но и то с натяжкой. Нечто, внушенное извне, помноженное на хмель, окончательно завладело им, выдавило всё человеческое.

Рядом с Кириллом, ластясь к нему, тёрся тот самый сморщенный, покрытый струпьями. Венька понял, что это Лазарев.

Курепов, удовлетворенно надзирающий за этой вакханалией, трансформировался последним. Как и следовало ожидать, он превратился в серого помещика — здоровенного, с мощной грудью и крепкими лапами, с беспощадными желтыми глазами.

Венька поглядывал на него с опаской — черт его знает, этого волчару, что ему взбредет в дурную башку. Тут от Курепова мало что осталось.

Стая копошилась, трудилась над добычей, отрывая куски, чавкая, перемалывая мощными зубами косточки.

С ухом в руке из кучи-малы выбрался Кирилл, пьяно помотал головой, взглянул на то, что в руке, уронил на пол и, давясь, поплелся на выход. За ним, повизгивая, заспешило сморщенное существо.

Венька, окаменев, смотрел на всё это. В воздухе стоял непрерывный напряженный звон, подчеркивающий дикость происходящего. Наверное, это был звук, присущий извращенной ненормальности, избавиться от него было невозможно.

Насытившись, монстры по одному покидали стаю, разбредались по каземату. Куча-мала быстро таяла. Последним был шакал, который что-то там торопливо догрызал.

От бедняг пленных ничего не осталось. На полу валялись стулья, обрывки веревок, кровавые ошметки.

К Веньке вперевалку подошла раздувшаяся, как шар, крыса, посмотрела снизу вверх отсвечивающими красным глазками-пуговицами и вдруг выросла в Дохлера.

В тот же миг все прочие превратились в людей. Звон сошел на нет.

— Не обмочился, пупсик? — заботливо спросил Дохлер. — Привыкай.

И отошел к Хлебникову.

Министры переговаривались, пересмеивались, будто ничего особенного не произошло. Курепов, только что бывший волком, смотрел на Веньку и ухмылялся. Венька понял, что нужно срочно хряпнуть стакан, желательно водки, чтоб по мозгам ударило. А лучше два стакана.

Кирилла, кажется, не было, хотя нет, вот он, мокрый, дрожащий появился на пороге каземата. Сзади Лазарев. Стая есть стая, когда делается общее дело, никому не позволено отсутствовать.

Вот почему увечья, нанесенные Боцманом, зажили на них в считанные часы. Это были звери, нелюди.

Веньку затрясло. Угораздило же выбрать компанию. Не дай Бог что-то сделать не так. Этим убить, что барану чихнуть, и проблем с трупом никаких — просто сожрут и всё.

Из воздуха вышел Гыга, одетый в черную пару, с желтой медалькой на лацкане. Сейчас на вид ему было лет пятьдесят, он был хорошо выбрит, аккуратно причесан, торжественен.

Погрозив Веньке пальцем, не сметь, мол, тут у меня про Бога, он деловито произнес:

— Ну-ка, быстренько от этой стены, зашибет.

Министры шустро отошли.

— Господа, — провозгласил Гыга. — Его Сиятельство вами доволен. За выдающиеся заслуги каждый из вас будет иметь честь приложиться к стопе Его Сиятельства. Внимание, господа.