Борис Штерн - Ковчег 47 Либра

К счастью, Урмых, член команды, дежуривший в корабле, не растерялся. Он успел ответить Арзуху, чтобы тот не дергался и летел по прямой, не трогая управляющий сенсор, а сам отстыковал сервисный корабль, открыл порт шлюзовой камеры и, управляя маневровыми микродвигателями, ориентируясь по трем телекамерам, поймал шлюзом летящего Арзуха, как жука сачком, после чего закрыл порт, восстановил давление и, втащив внутрь, снял с начальника шлем. Арзух пришел в сознание самостоятельно и лишь тяжело выругался.

Будь у Арзуха репутация чуть пожиже, не видать бы ему нынешней миссии, о которой мечтал много лет. А как она начиналась, эта миссия! Торжественный запуск, когда отправлялись последние модули с эмбрионами и с ними команда провожающих, стал событием века.

Команда, одетая по старинной традиции в скафандры со снятыми шлемами, стояла во весь рост на площадке у входа в кабину корабля. С высоты им было видно всех собравшихся — тысяч пятьсот — и огромный хор на холме — три или четыре тысячи певцов. Отзвучали речи и вступил хор. Могучий многоголосый вокал заполнил пространство космодрома; казалось, что опорная мачта слегка вибрирует. Хор исполнял самую торжественную и одновременно самую светлую и жизнеутверждающую музыку всех времен и народов. Это был реквием Моцарта.

Арзуха пробрало до костей. У человека на его месте навернулись бы слезы, а он лишь тоненько поскуливал, сдерживаясь, чтобы никто не услышал. А там, внизу, когда хор замолк, многим не удалось сдержаться — кто-то заскулил, кто-то зарыдал, но голоса быстро организовались в нарастающую песню предков — сначала похожая на обыкновенный вой, она становилась все более слаженной и мелодичной — простая народная песня проводов в дальний путь. А когда ее подхватил хор и повел пятьсот тысяч голосов, от низких колен этой песни уже совершенно явно завибрировала опорная мачта с площадкой, где стояла команда провожающих.

Через несколько часов они вышли на высокую орбиту и припарковались к Штабу, где их ждали на маленьком буксире монтажники Инкубатора. Подцепив прибывшие последним рейсом модули, они отправились прилаживать двухтонные клинья, покрытые желтой керамикой, на свои места — недолгое дело, после которого — домой.

Тем временем команда Арзуха подключила свой корабль к Системе и начала тестировать механику и электронику всех устройств. Вскоре планшет, плавающий в кабине, не спеша двинулся к одной из стен — главный буксир включил двигатели, засияв небольшой звездочкой во главе каравана. Через четыре дня буксир сделал свое дело, разогнав Ковчег до второй космической плюс три километра в секунду, и отправился домой. Остались лишь провожающие, которым предстояли месяцы работы по выводу Ковчега на режим. Работа была не столь напряженной, сколь тягомотной, особенно запуск реактора. Сначала — опрессовка радиаторов, потом заполнение второго контура галлием, вывод стержней-глушилок — сотни операций, за правильным выполнением которых надо было следить в оба. Наконец реактор начал оживать. Арзух попробовал регулировать режим:

— Как мягко работает! Никаких забросов и переколебаний! А ведь пишут, что его конструктор был жестким, неприятным в общении человеком… как его… Хосе то ли Большой, то ли Длинный. И сделал такое — прямо мурлычущий котенок, а не реактор на чистом двести тридцать пятом. Мог ли он представить, что его детище кто-то вновь запустит полмиллиона лет спустя?

Вывод всех систем на постоянный рабочий режим занял еще месяц — тягучий месяц однообразных тестов и досужих споров о прошлом и будущем. Потом подали нагрузку на обмотки двигателя, и Штопор Роланда заработал, как будто простоял без дела лишь несколько дней. Расход плазмы на первое время был многократно увеличен — чтобы быстрей увести Ковчег от светила и от плоскости эклиптики: только когда температура обмоток Инкубатора опустится ниже 32 кельвинов, они перейдут в сверхпроводящее состояние.

Шли недели, команда завершала проводы. Ковчег своим вторым рейсом нес новый геном биосферы и цивилизации. В геноме зияла удручающая брешь, но в нем же была накрепко зашита новая находка упрямой Природы: биологический вид, впервые совершивший подхват разума, подобный передаче эстафетного огня.

Ну вот, собственно, и все. Одолев пунктиром длинный и непростой путь по светлой стороне бытия, наше усталое повествование подходит к концу.

Напоследок Арзух мягко отстыковал корабль от Штаба, но не стал включать двигатели, предложив: