Томас Тимайер - Дворец Посейдона

– Не в ошибке? Что вы имеете в виду, мсье?

Гумбольдт коротко взглянул на инженера.

– Помните ли вы, что я рассказывал вам о покушениях на нас в Афинах и Париже? О странном преследователе на автомобиле?

– Вы полагаете, что и это может оказаться покушением на вашу жизнь? – В глазах Рембо появилось сомнение. – Но как этот человек мог попасть на борт «Калипсо»? – Он упрямо набычился. – Нет, я убежден, что в данном случае ошибаетесь именно вы, мсье Гумбольдт!

– Прошу прощения, но сейчас это не имеет ни малейшего значения, – вмешалась Океания, не отрывая взгляда широко открытых глаз от шкал приборов. – У нас другие, гораздо более насущные проблемы. «Наутилус» тонет, и мы ничего не можем с этим поделать.

Спорщики умолкли и прислушались. Потрескивание внешней оболочки батисферы явно усиливалось. Снаружи доносились скрежет и визг металла, похожие на вопли погибающего животного.

– Давление растет, – вполголоса произнес Гумбольдт. – Каков верхний предел для внешней оболочки?

– Восемьдесят метров, от силы сто, – ответила Океания. – Мы с отцом совершенно не предполагали, что «Наутилусу» придется опускаться до предельно допустимых глубин.

– Самым слабым звеном в конструкции являются иллюминаторы, – пояснил Рембо. – Если глубина будет продолжать расти, вода просто выдавит их из пазов. Если бы я знал, что произойдет нечто подобное, я бы, несомненно…

– Прошу вас, тише! – Океания впилась глазами в приборную доску, словно пыталась силой взгляда остановить погружение.

Оскар испуганно взглянул сквозь толстое стекло. За бортом, словно черный дым, клубилась тьма.

– Что показывает глубиномер? – спросил Гумбольдт.

– Сто десять метров. – В лице Океании не осталось ни кровинки. Снова раздался скрежет. Теперь сомнений не оставалось – батисфера пела свою предсмертную песнь. В ближайшие минуты всех, кто находится в кабине подводного аппарата, ждет ужасная смерть.

Оскар в полумраке вцепился в руку ученого, а Гумбольдт притянул юношу к себе, словно желая защитить в последний миг.

– Мне бесконечно жаль, что я втянул тебя во все это, – негромко проговорил он. – Я полагал…

– Все в порядке, – возразил Оскар. – Я сам этого хотел. А последние несколько месяцев были лучшими в моей жизни. Я не променял бы их ни на что на свете.

– Это правда?

– Кто же станет врать в такую минуту!

В это мгновение новый сильнейший толчок сотряс «Наутилус». Оскар рухнул на колени, едва не врезавшись лбом в стальную приборную панель, и лишь инстинктивное движение в сторону спасло его.

Стальной шар покачнулся, затем немного сместился и застыл. Треск и скрежет прекратились.

Люди в кабине настороженно вслушивались в звуки за бортом. Но, кроме звона немногочисленных воздушных пузырей, поднимающихся к поверхности, вокруг царила тишина. Рембо, пошатываясь, направился к пульту управления и воспаленным взглядом окинул шкалы приборов, постучал по стеклу одного из них, словно не веря своим глазам. Оскар услышал, как инженер бормочет:

– Непостижимо! Сто пятьдесят метров!.. Так глубоко не погружался ни один человек на земле!

– Что происходит? – спросил Гумбольдт. – Мы остановились?

Инженер стремительно повернулся к спутникам. Его глаза сияли.

– Песчаное дно, – проговорил он. – Господь Бог подстелил нам соломки!

Страх буквально парализовал Шарлотту. Отвратительного вида мужчина с темными кругами вокруг глаз склонился над ней и тянулся костистыми пальцами к ее шее. Затем она почувствовала, как ее схватили и начали трясти.

– Проснитесь, мадмуазель! Проснитесь же!..

Со сдавленным криком Шарлотта открыла глаза. Сначала она не могла понять, вернулась ли к действительности, или все еще продолжается сон. Мужчина все еще был здесь, но выглядел уже не так кошмарно. А в следующее мгновение она узнала в нем капитана «Калипсо».

– Мадемуазель!

Она отпрянула и натянула одеяло до подбородка.

– Что вам понадобилось в моей каюте?

– Одевайтесь и следуйте за мной, пожалуйста!

Распахнулась дверь соседней каюты. В проеме возникла Элиза в длинном ночном пеньюаре.

– Что здесь происходит? – недовольно поинтересовалась экономка.

Она обменялась с капитаном несколькими словами, после чего в ее голосе зазвучала растерянность. Моряк говорил торопливо, взволнованно жестикулируя, а затем торопливо покинул каюту.

Что-то случилось. Шарлотта вскочила, окончательно стряхнув с себя сон.