Виктор Ирецкий - Наследники [Роман]

— Ты клялся Аврааму, Исааку и Иакову! Где обещанное тобой? Говори же! Где обещанное тобой?

Веснущато-фарфоровый бой у стеклянной вертящейся двери, всегда безжизненный, как автомат, в одно мгновение встрепенулся и изумленно захлопал ресницами. Затем, оторвавшись от двери, юркнул в сторону, балансируя руками, и тотчас же вернулся в сопровождении широкоплечего атлета.

Ларсену живо скрутили руки и грубо втолкнули в боковую комнату, чтобы солидное спокойствие первоклассного отеля не нарушалось ни на одну минуту.

Тем более, что Европа праздновала свою великую победу.

За внезапным припадком последовали три недели бессознательного неистовства, словесной одержимости и беспрерывного внутреннего горения.

Георг был точно под гипнозом. Он ничего не слышал, ничего не видел. Его перевезли в клинику для нервнобольных, посадили возле него сестру милосердия, и болезнь предоставили самой себе, лишь применяя к больному искусственное питание и успокоительные снадобья.

Когда неистовство прошло, он впал в молчаливое тупое забытье. Казалось, в постели лежит набальзамированный труп — бездыханный, застывший, но с яркой краской на лице.

На двадцать третий день тусклые, неморгающие глаза его засветились живым блеском. Удивленно-испуганным взглядом обвел он комнату, оклеенную розовыми обоями, беспокойно всмотрелся в строгое лицо сестры милосердия и вопрошающе изогнул брови. Остро укололи и вонзились тревожные мысли: где он находится и не обнаружилась ли его настоящая фамилия?

Однако у него хватило сообразительности, не задавая вопросов, сделать попытку получить разъяснения кружным путем. Да и на каком языке говорить с ней — по-датски или по-немецки?

Некоторое время он лежал молча, обдумывая, с чего начать. Сестра, не замечая его пробуждения, читала книгу.

Тогда он шумно поднялся с подушки, сел и, указав на столик у кровати, нечленораздельно промычал:

— Вам что-нибудь надо? — встрепенувшись, спросила сестра.

Услышав немецкую речь, он обрадованно кивнул головой и сказал:

— Воды немного, пожалуйста.

Глотая воду, Георг думал: теперь дальше.

Однако на то, чтобы двинуться дальше, ушло много часов. Голова работала слабо. Каждая мысль подолгу оставалась в ленивой неподвижности, точно в жаркий и душный полдень.

Перед вечером он еще раз осмотрел комнату и, обшарив глазами два угла, озабоченно произнес:

— Я не вижу своих вещей.

— Все в целости, — спокойно ответила сестра. — Сундук здесь! Вот он в углу.

— А деньги?

— Деньги в канцелярии.

Он недоуменно повторил:

— В канцелярии?

— Да, в канцелярии. Полиция составила протокол и передала деньги в распоряжение старшего врача. Вы во всякое время можете…

Он самодовольно закивал головой. Пока все обстояло отлично: он в больнице. Вот только участие полиции — это не совсем приятно.

Оставалось узнать третье, самое существенное. Но сколько он не напрягал мысль, в этот день он уж ничего больше не мог придумать. И только на следующее утро, заметив на столе шкапчик телефонного аппарата для внутренних сношений, он оживился, замигал глазами и спросил:

— Нет ли для меня писем?

Сестра подозрительно скользнула по его лицу.

— Кажется, нет. По крайней мере никто не… Да и кто может знать ваш адрес?

— А вы справьтесь, — сказал он, указывая на ферофон. — Справьтесь в канцелярии. Справьтесь.

Девушка хрустнула накрахмаленным халатом, повертела ручку и спросила в телефонную трубку:

— Нет ли писем для № 16-го?

Он сделал недовольную гримасу и сердито обронил:

— Так может быть ошибка. Вы назовите фамилию.

Сестра пожала плечами и снова сказала в ферофон:

— Будьте добры еще раз посмотреть, нет ли писем для г. Тумасова.

Георг быстро накинул одеяло на голову, чтобы сестра не видела, как он блаженно смеется.

Два следующих дня протекали в полном молчании. Он что-то обдумывал, вздыхал и тер себе лоб. После этого попросил сестру написать письмо.

Она принесла бумагу. Заметно напрягаясь, он продиктовал несколько слов, обращенных к Эриксену в Копенгаген. Он сообщил ему о своей болезни и настаивал на его приезде. Затем он подписался: «Георг Тумасов».

Когда письмо было готово, он нерешительно сказал:

— Теперь напишите наш адрес и название больницы, чтобы Эриксен знал, куда приехать. Можете это сделать так, чтобы я не видел.

Девушка покачала головой.

— Никто от вас этого не скрывает. Вы не спрашивали, и я вам ничего не говорила. Не больше.