Саймон Кларк - Избранные произведения в одном томе [Компиляция, сетевое издание]

— Кофе — это прекрасно, — светски произнес Чи. — Я с удовольствием его выпью, но, если возможно, я предпочел бы чай.

— Чай. Скажи, Гэбриэл, у нас есть чай? Не думаю… впрочем, простите… Не банку ли чая я видел в вездеходе, на котором сюда прибыл?

— Хорошо, — улыбнулся Гэбриэл, — я командирую кое-кого за чаем. — Он перекинулся парой слов с юношей-индейцем, и тот, весело кивнув, куда-то двинулся. — Кофе и чай скоро прибудут, — сказал гигант, — а медики тем временем подыщут подходящее место для лекарств и перевязочных материалов. — Он кивнул в сторону вещмешков. Мы с Гэбриэлем устроились рядом с уже сидевшими Сэмом и стариком индейцем. Старик, не скрывая печали, долго разглядывал из-под тяжелых век следы разгрома.

— Неужели не было способа разрешить ваши разногласия мирным путем? — наконец спросил он.

— Наступит день, когда мы попытаемся что-то предпринять в этом направлении, — печально вздохнул Сэм. — Но пока противная сторона не склонна вступать с нами в переговоры.

— А вы, видимо, владеете высокими технологиями, если способны производить лекарства, — вступил в беседу Гэбриэл.

— Да, мы производим их в небольших количествах, чего, впрочем, вполне достаточно, чтобы удовлетворить наши насущные потребности. А… — понимающе улыбнулся Чи, — вас интересуют не столько лекарства, сколько наши технические возможности. Таким образом вы пытаетесь выудить из меня информацию.

— Вы правы, — кивнул Сэм. — Вы вызываете у нас любопытство. Страшное любопытство. Наша любознательность нисколько не встревожила Чи.

— И это вполне естественно, — сказал он. — Что же… Я выходец из племени алгонкинов. Первоначально обучался медицине, а затем, прослушав блестящую лекцию швейцарского психолога, переключился на психиатрию. Несколько месяцев я состоял с ним в переписке, а потом он пригласил меня и еще нескольких столь же юных учеников поработать в его доме в Базеле. В Швейцарии я провел целую зиму. Это был период вдохновения. — Постойте-постойте! — Гэбриэл удивленно вскинул брови. — Швейцарский психолог… Ведь вы говорите о Карле Густаве Юнге, верно?

— Ну конечно, о нем. Он в то время был увлечен изучением снов аборигенов, как нас тогда называли. Я, естественно, попал в ту же категорию. Однако от него я получил сведений гораздо больше, чем он от меня. Во всяком случае, так мне кажется. В апреле месяце тридцать лет назад я навестил резервацию своих соплеменников, где мне сказали, что у нашего старого и склонного к припадкам шамана поехала крыша. Это, казалось, нашло полное подтверждение в начале мая, когда старец вдруг объявил о приходе Судного дня и принялся загонять всех жителей поселения в заброшенные серебряные копи. Большая часть соплеменников — и я в том числе — послушались старика и провели в подземелье три дня и три ночи. Все это время безумец выкладывал на полу из цветной глины и зерен пшеницы какие-то знаки и твердил, что изображение предвещает катастрофу и что мы должны оставаться под землей до тех пор, пока не минует опасность. И знаете, я ему поверил. И поверить меня заставили вовсе не древние предрассудки моего племени, а фраза, которую, сидя за обеденным столом, любил повторять Юнг. Этот мудрый человек постоянно цитировал Гете: «События еще до своего прихода бросают тень перед собой». Как мне кажется, перед приходом Ослепления животные стали вести себя крайне необычно. Ими овладело какое-то странное беспокойство. Коровы затоптали насмерть нескольких пастухов. Некоторые птицы, несмотря на период гнездования, сбились в стаи и отправились в перелет. Была весна, но рыба ушла в глубину, как зимой. — Чи поднял руки, широко расставив пальцы. — Шаман был прав. Наступил Судный день. Наступил в той форме, с которой вы теперь хорошо знакомы. В роковую ночь три десятилетия назад в небе появились зеленые огни. Об этом нам сообщили двое юношей, легкомысленно пренебрегших предостережениями шамана и вышедших взглянуть в ночные небеса. К утру они ослепли. Однако из трехсот мужчин, женщин и детей нашего племени двести восемьдесят сумели избежать проклятия Ослепления.

— Ваш народ, судя по всему, процветал и после этого, — заметил Сэм. — У вас прекрасная семья.

— Вы говорите о моих детях? А знаете, что у этой троицы есть племянники и племянницы, которые значительно старше их?

— Поздравляю! Итак, вы вернулись к исконному образу жизни вашего племени?

— Во всяком случае, частично. После того как пришли бледнолицые, мы не только потеряли наши земли, но и утратили большую часть древних обычаев. Тысячи лет мы верили в то, что являемся хранителями солнца. Мы считали, что дневное светило дарит свет и тепло остальному человечеству только благодаря нашим ритуалам. Мы были страшно горды тем, что боги возложили на нас столь высокую ответственность. Миссионеры ухитрились избавить нас от прежних иллюзий, сумев одновременно внушить новые. В лучшем случае наш народ испытал разочарование… Однако многими овладела депрессия, граничащая с психозом. Понимаете, мы в массе своей утратили волю к жизни. Но после прихода Ослепления мы вдруг увидели, что способны вернуть прежние ценности. И хотя нам не удалось заключить в свои объятия старых богов, мы смогли сотворить их на основе учения Юнга. Мы создали новую, более сильную веру, базирующуюся не на догме, а на духовности. — Старик посмотрел на нас из-под набрякших век и продолжил: — Однако, боюсь, вам это неинтересно. Но вы должны понять, что мы живем в Новой эре. Ослепление навсегда покончило со Старым миром. Новая эра требует новой веры. Обратитесь к прошлому. Во все времена процветали лишь те общества, которые находили для себя новых богов и обращались в новую веру. Страны и культуры гибли, когда рушились основы их веры.