Олаф Стэплдон - Сириус

Одной из причин для презрения к человеческим существам служил тот факт, что люди, видя в Сириусе «просто животное», часто при нем показывали себя с неприглядной стороны. На глазах у сородичей они подчинялись установленным стандартам поведения и негодовали, если другой отступал от этих стандартов, зато воображая, что их никто не видит, сами совершали подобные же преступления. Разумеется, следовало ожидать, что в присутствии Сириуса они будут свободно ковырять в носу (как его смешили их непроизвольные гримасы!) или пускать ветры и тому подобное. Презрение пса вызывало их лицемерие. Например, миссис Паг, которая при нем сама облизывала ложку вместо того, чтобы вымыть, возмущенно отчитывала дочь за такой же поступок. А работник Райс, ревностно посещавший церковь и весьма строгий в вопросах секса, при Сириусе предавался непечатному занятию, чтобы сбросить сексуальное напряжение. Не то, чтобы Сириус находил в его поведении что-то дурное, но ему претило двуличие человека.

Он решил, что именно в двуличии доминирующего вида кроется главная причина иногда овладевавших псом вспышек ярости и физического отвращения. В такие моменты запах человека представлялся ему нестерпимым зловонием. Сириус видел в подобных вспышках пробуждение того, что называл своей «волчьей натурой». В таком настроении он забывал все привычные значения запахов, и, с восторгом или с ужасом, воспринимал их природные смыслы. Если такая минута заставала его дома, он убегал, чтобы очистить нос свежим ароматом пустошей. На него накатывало великое отвращение к людям, и пес, чтобы смыть с себя скверну, бросался в ручей или катался по благоуханным коровьим лепешкам. А потом отправлялся на охоту, старательно огибая встречных двуногих с иррациональным чувством, что каждый из них — враг ему. Чаще всего его добычей становился всего лишь кролик, порой сочетание хитрости и удачи помогало добыть горного зайца. Хруст позвонков на зубах, податливая плоть, сочный вкус крови во рту — все это кидалось в голову, как крепкая выпивка. Сириусу казалось, что его дух омыт кровью добычи, отмыт от людской алчности к деньгам, от неустанной обезьяньей возни с вещами, с живыми созданиями и живыми душами. К чертям их мудрость, любовь и все культурные штучки! Жизнь — это охота: догнать, схватить, услышать короткий вопль, сокрушить плоть и кости волчьими клыками. Потом напиться воды и растянуться под горным солнцем в покое и одиночестве.

В последний месяц у Пага Сириуса замучили жестокие перепады настроения. То он с головой погружался в заботу об овцах, то жаждал духовной жизни, то уступал волчьей стороне свое природы.

Однажды, возясь с овцой, сильно зараженной паразитами, он едва не взбесился от острого запаха мази, которой пользовал больное животное. И почему он должен прислуживать этим тупоумным жвачным? Сириус вдруг целиком отдался волчьему настроению. Вторая половина того дня была у него свободна, он собирался домой, почитать, а вместо этого галопом носился по холмам, пока не наткнулся на чужое стадо далеко на востоке, за миниатюрной столовой горой Арениг-Фах. Там он поймал в воздухе след и пошел по нему. Очень скоро след привел его к желанной добыче. Перед ним стоял громадный баран с короной рогов и мускулистой шеей. Сириус застыл перед животным, которое тоже нюхало воздух и рыло копытом землю. Вдруг Сириус ощутил, как человеческое в нем снова одерживает верх. К чему убивать такое прекрасное животное? Но баран был созданием человека и воплощал собой рабство всех пастушь их собак. Сириус кинулся на него. Баран опустил голову и встретил его ударом рогов.

В ходе долгой битвы Сириус получил рану в плечо, но продолжал кидаться снова и снова, пока не сумел вцепиться в горло. Баран заметался среди кустов и валунов, пытаясь сбить врага, но Сириус держался, памятуя свою битву с Дивулом Ду. Баран слабел с каждой минутой, как и Черный Дьявол тогда. Наконец он издох, и Сириус, прижав хвост под брюхо, отступил в сторону. Оглянулся: не видели ли его люди? И вновь взглянул на мертвого барана. В нем поднимались человеческие жалость, ужас, стыд. Но пес подавил эти чувства, напомнив себе, что голоден. И принялся, упершись лапами в землю, кусками рвать шкуру добычи, а потом вгрызся в теплое мясо и нажрался до отвала.

На счастье Сириуса, его так и не уличили в преступлении. Вышло так, что в то самое время овчарка с ближней фермы взбесилась и убила несколько овец. На нее списали и барана. Однако Сириус, когда волчья натура отступила, позволив осознать содеянное, в ужасе ждал разоблачения. Рана на плече уличала преступника, но, в конце концов, мог ведь он пораниться о гвоздь в изгороди?