Макс Мах - Командир Браге

Все эти дни – чтобы не мотаться по лавкам, где все наверняка станут на нее глазеть, как на невидаль заморскую – Лиза ела простую здоровую пищу, то есть все то, что нашлось в ее доме. Гречневую и пшенную кашу с топленым маслом, суп из сушеных грибов и картошку, жареную, вареную и печеную. Меню разнообразили рыбки, выловленные в реке: жерех, красноперка, карась. Не так уж и плохо, особенно после африканского меню.

«Африка… Что ж, не самое худшее, что случилось в моей жизни».

Парадоксально, но факт. Воспоминания об африканском «сафари» вызывали у Лизы преимущественно теплые чувства. И это еще мягко сказано. Там, в Африке, как, впрочем, и здесь, на войне, Лиза оказалась на своем месте. Признаваться в этом было стыдно даже перед самой собой, но, с другой стороны, « это правда, и другой у меня для вас нет !»

«Авантюристка! Ера [32]!»

Бедовая голова? Да, наверное. И ее безумие в этом смысле очевидно и безупречно, и в то же время не отвратительно и не смертельно. Просто факт, о котором следует знать и принимать таким, как есть. Лиза обдумала это и приняла. Приняла и сразу успокоилась, решив больше по этому поводу не переживать.

«Что есть, то есть! Другого не будет!»

Так, в первом приближении, были сняты с повестки дня три волновавшие Лизу проблемы. Оставалось еще три: политика, англичане и афаэр. Первая решалась легко и просто. Лиза не собиралась участвовать в этих грязных играх, и ее ответом должно было стать категорическое «нет». С англичанами предстояло разобраться, особенно с некоторыми из них. Неплохо было бы также выяснить, кто и зачем устроил этот цирк в ресторане? Похоже на водевиль, но может быть, и не фарс. Оперетка вполне могла оказаться связанной как с политикой, так и с афаэром. И разобраться в этом деле стоило хотя бы потому, что ее там чуть не убили нафиг! Что же касается афаэра, Лиза даже не умела пока задать правильные вопросы, не то что найти на них правильные ответы.

Как и предсказывал Иван, ее история стала достоянием общественности, и покушение на Лизу агентами английской секретной службы – во всяком случае, так это выглядело – только подлило масла в огонь. Шум поднялся беспрецедентный. Вопрос обсуждался в Думе и во дворце Великого князя. Посла Великобритании в Шлиссельбурге трижды вызывали в МИД – случай невероятный в дипломатической практике – и каждый раз вручали ноту, одна страшнее другой. В третьей ноте, в частности, содержалось ультимативное требование к правительству Его Величества о выдаче « для суда и следствия » офицера 2-го Нортумберлендского полка майора Седжвика, обвиняемого в покушении на убийство капитана 1-го ранга баронессы фон дер Браге. К ноте прилагались копии документов из полицейского досье, включая свидетельские показания и результаты опознания майора Седжвика по фотографическому портрету и портрету, нарисованному полицейским художником.

После публикации серии разоблачительных статей в «Шлиссельбургском экспрессе» и в «Ведомостях», практически сразу перепечатанных всеми европейскими газетами, вице-канцлер Сурмин подал в отставку, а вслед за ним ушли «на покой» четыре адмирала, двое из которых являлись думными боярами Адмиралтейства. Но события на этом не закончились. Себерия отозвала – для консультаций – своего посла в Лондоне, а лидер оппозиции в английском парламенте потребовал экстренного обсуждения вопроса «о злоупотреблении властью».

В этой ситуации Лиза нашла за лучшее не ввязываться, чтобы не замараться, но и отмалчиваться было нельзя. Поэтому она сделала заявление для печати, в котором коротко, сухо, практически нейтрально, изложила свое видение событий, участницей которых – случайно или нет – она оказалась. Без оценок и комментариев. Только факты. Даты, калибры, число вымпелов и прочее, что могло иметь общественный интерес. Сделала она это не из любви к искусству, а для того, чтобы прекратить спекуляции журналистов и заинтересованных лиц, как с той, так и с этой стороны. Закончила Лиза свое заявление настоятельной просьбой уважать ее приватность, тем более что она не собирается возвращаться в кадры Флота, – оставаясь тем не менее резервистом первой волны, как и следует настоящему себерскому патриоту, – и не предполагает участвовать в политической жизни республики. Короче говоря, баллотироваться в Думу не буду, политических амбиций не имею, зла на Флот не держу, Родину люблю, и шли бы вы все лесом!

Возможно, этим заявлением она кое-кого разочаровала, но гораздо больше людей – успокоила. И никого, что характерно, не обидела, не высказавшись даже по поводу майора Седжвика и виконта Уинчестера. Адмирал, к слову, ее деликатность оценил – его имя и так уже полоскали в прессе и великосветских салонах кто хотел и как хотел – и написал Лизе письмо, содержавшее формальное извинение за некорректное поведение и объяснение своих действий, сводившееся к известной формуле: « Ничего личного, только бизнес ».