Михаил Бобров: Трамонтана [СИ]

Для корабля северный ветер — добрая память. Кораблю снится трамонтана.

— Трамонтана, внучок — ветер нездешний, — дед ставит тарелки, — Это где горы к морю выходят. Южная Франция, Италия. Мир бешеного капитализма, внучек. Где человек эксплуатирует человека. Так-то!

— А у нас, типа, не так? — лобастый, крепкий парень в новеньком кителе военного моряка опирается локтями на выглаженные доски. На уровне лица золотое шитье рукавов: полоска пошире, полоска потоньше, звездочка. Пальцы внука крепкие, ногти аккуратно подстрижены. Лицом дед и внук похожи. Только внучек в свежей, необмятой лейтенантской форме — видно, что похвастаться приехал.

Дед одет по-рыбацки. Босой. Штаны широкие, полотняные. На плечах не то рубашка, не то куртка — раздувается пузырем. Накрывает стол дед под слабой тенью двух грушевых деревьев — наклоненных к северу, выросших в постоянном противостоянии ветру со стороны холодной степи.

Но сейчас, в теплом окончании лета, прохладный ветер более чем к месту. Внук согласен — не придется потеть в лейтенантской парадке. Китель хоть и белый, летний — но шерстяной.

И уж два здоровенных морпеха в камуфляже, с поддетыми бронежилетами, с наколенниками, с оружием, с командиром — согласны тем более. Морпехи из микроавтобуса не выходят. Сбежится все село на представление — и маскировка полетит, да и самим неохота клоунами смотреться. Так что личная охрана тихонько сопит на лавках потертого белого «транспортера». По легенде, ехали мимо Рожка, да подвезли знакомого лейтенанта деду формой похвастаться — святое дело!

— А у нас, внучек — наоборот, — отвечает дед, притащивший от летней печки котел с настоящим пловом. Плов деда научили готовить узбеки — во времена прежние, счастливые, с будущим. И получился плов так, что в микроавтобусе громко сглатывают слюну.

— Щас, хлопцы, и вам тарелки поставлю.

— Им нельзя, дед. Они на службе сейчас.

— Это еще как?

— Они меня охраняют.

— Да кого ж ты в том ресторане прибил? — не на шутку пугается дед.

— А ты откуда знаешь?

Дед машет рукой:

— Это тебе он адмирал, а мне Чирок. Ты, типа, не знаешь, как тут новости ходят. У нас, как его Тамарка подносом огрела, село три дни кипишувало… Ладно, кто там в автобусе старший?

— Беш… Майор Боровой.

Дед подходит к белой машине и повелительно хлопает ладонью в звонко загудевший борт:

— Товарищ майор, давай личный состав на обед посменно. А то мы будем жрать, а вы слюну глотать — это не по-людски совсем.

Спустя минуты четыре из вагончика вываливается здоровенный стриженный мужик в камуфляжных штанах, шнурованных ботинках; на коленях штаны топорщатся от поддетой защиты. Выше пояса только белая майка. Пляжную безмятежность разрушает дужка гарнитуры между правым ухом и подбородком. На столе появляется третья тарелка и громадная ложка. Раздавая парящий рис, дед спрашивает:

— Когда с батькой помиритесь?

— Матери я через день звоню, — сразу надувается внук, — Они в курсе, что у меня все нормально.

— Да какое нормально у моряка теперь-то может быть! — качает головой дед, — И придумала ж какая-то тварь эти долбанные корабли Тумана! Ты хоть знаешь, что младшего так и не женили?

— Ну!? — мычит внук, пережевывая мясо, — А че так?

— Бабы! — машет рукой дед, — Сказала эта его городская… Селедка… Типа, моряк все равно потонет. Но раньше-то перед этим он еще лет пятнадцать плавал. А с такой войной — три месяца и на тебе гербовую бумажку вместо мужа. Тут народ шумит, что моряки уже совсем не нужны будут. В море же не выйдешь, топят на раз.

— Так дед, кончилась война же. Победили…

— Победили! По очкам. Аж стеклышки посыпались. Во, сам погляди! — дед обводит ложкой окоем.

Стол стоит под парой грушевых деревьев. Вокруг — небольшой затравелый дворик, в углу маленький домик. Поленница справа от входа сложена по ниточке. Обшивка дома выкрашена солнечно-желтой эмалью, ставни — белым, наугольники и прорезное фанерное кружево карниза — ярко-алым. Чистотой и строгостью линий двор с домиком напоминают палубу. Вокруг двора заборчик примерно по грудь — досочка к досочке, краска желтая, солнечная, выгореть не успела — заметно, что подновляли не позже весны.

За забором — развалины поселка Рожок. Линкор Тумана прорвался сюда единственный раз и кинул два залпа. Всего два десятка снарядов, а улицы Мира как не бывало: воронки да бугры вываленной земли. Прочие улицы после того обезлюдели — кто смог, уехал подальше от береговой черты. Кто же не имел сил уехать, тот и за домом своим не имел сил ухаживать.