Аркадий Бухов - Черный ангел [Фантастика Серебряного века. Том IV]

Я быстро сообразил. Нет никого остерегающего батарею; все заняты работой, и мы могли обойти батарею со стороны, где стояли зарядные ящики, и оттуда бросить бутылки.

— А как их разбить?

— Просто бросим в ящик!

— Они разобьются со звоном, и нас тотчас схватят, — сказал я.

— Нет; что значит среди этого грохота стук разбитой бутылки? Даже не услышат.

— Пожалуй, — согласился я. — Тогда ползем.

Мы проползли по краю оврага, потом опустили ноги и неслышно по снегу скатились вниз, в узкую ложбину. Теперь совсем рядом с нами стояли лошади, а дальше ящики. Мы прошли несколько саженей.

— Здесь кидать, — сказал Тригонов и поднял свою бутылку.

— Только смотрите, — сказал я, — чтобы она разбилась.

— Я-то уж знаю! — проговорил он и взмахнул рукой.

Бутылка полетела, ударилась о колесо и разбилась с легким звоном. Действительно, в сравнении с грохотом выстрелов этот шум был слишком ничтожен. Я в свою очередь размахнулся бутылкой и кинул ее в другой ящик. Она также ударилась и разбилась.

— А теперь следите, — сказал Тригонов, — только лучше нам отсюда убраться. Сейчас станут взрываться эти ящики.

Его голос прозвучал такой уверенностью, что меня охватил страх.

— Идем скорее! — сказал я, и мы поспешно двинулись назад.

Вползать по склону было тяжело. Ноги скользили, снег обваливался, и мы, поднявшись кверху, снова скатывались вниз. Пот катился с нас градом и тут же замерзал на усах, бороде, ресницах. Наконец, мы осилили подъем и влезли.

— Чувствуете? — с торжеством спросил Тригонов.

Я с удивлением почувствовал, как тепло вдруг коснулось моей щеки, словно до нас донесся жаркий июльский ветер; и в то же время растаяли ледяные сосульки на усах и бороде.

— Начинается, — сказал Тригонов и тихо засмеялся.

— Бум, бум, бум, — гремели пушки одна за другой.

— Сейчас пойдет другая стрельба, — сказал Тригонов, — идемте скорее прочь.

Я прибавил шагу, Тригонов шел за мною. Мы шли по откосу и уже сравнялись с передней частью батареи, как вдруг раздался оглушительный взрыв.

— Я говорил! — в диком восторге закричал Тригонов.

Слова его оправдались. Раздался такой грохот, словно залп из ста пушек. Это взорвался первый зарядный ящик. Снаряды лопались и трещали, шрапнель с визгом разлеталась на куски. Пушки смолкли, но вместо них друг за другом взрывались зарядные ящики. Словно гремели сотни батарей. В брызгах вылетающего огня мы увидели смятенных людей, которые кидались во все стороны. Сорвавшиеся с коновязей кони с диким ревом пронеслись по снежной равнине и скрылись вдали, а восемнадцать ящиков рвались с невероятным грохотом, и во все стороны с визгом и шипением летели осколки и пули разорвавшихся снарядов.

— Бежим! — крикнул я, пораженный виденным.

— Я говорил! — с восторгом кричал Тригонов. — Мой термоген победит!

— Бежим! — повторил я.

Грохот от взрыва снарядов продолжался. Казалось, окрестность охватило землетрясение: стреляли десятки батарей, из разъяренного вулкана выбрасывались громадные камни, тряслась земля. Панический ужас охватил меня среди этой ночи при грохоте беспрерывных взрывов, под свистом смертоносных пуль.

— Ой! — вдруг услышал я тихий крик и в то же мгновение увидел, как Тригонов тяжело опустился на снег. Я нагнулся к нему.

— Милый, что с вами?

— Ранен, — сказал он.

— Встаньте, идем…

— Не могу, — проговорил он.

Я напряг все усилия и приподнял его. Голова его бессильно свесилась на грудь. Я растерялся на одно мгновение. Сделать перевязку, — но было темно; распахивать его шинель, снимать полушубок было некогда. Я наклонился, взвалил его себе на спину и тихо пошел по тяжелой снежной дороге. Ноги мои скользили, я увязал в снегу, обливался потом и то и дело опускал на землю несчастного Тригонова и с усилием переводил дух, а выстрелы все еще гремели; смутно доносились до меня крики растерявшихся людей. В немецком лагере царило смятение. Я снова поднимал Тригонова на спину и снова тащил его по сугробам снега, изнемогая от усталости. Взошла луна и осветила все пространство. Я опустил Тригонова и посмотрел на его лицо: оно было бледно, как снег. Полузакрытые глаза остекленились; из полуоткрытого рта тонкой струей текла кровь. Я положил его на снег и осмотрел руки, лицо, грудь, живот, ноги, но не увидел раны. Тогда я повернул его спиной кверху и увидел возле правой лопатки в клочья разорванные шинель и полушубок. Кровь большим сгустком замерзла по краям огромного отверстия. Очевидно, случайный осколок снаряда ударил его в спину и в одно мгновение пресек его жизнь. Я снова поднял его похолодевший труп и пошел тяжелой дорогой. Мне казалось, что я изнемогу и погибну среди этих сугробов, замерзну от холода в эту светлую ночь. Но Бог спас. Луна описала дугу и стала опускаться к горизонту; надвинулась предрассветная тьма, и звезды ярко выступили на небе, когда я, наконец, добрался до последних деревьев перелеска и увидал гряду наших окопов. Я сделал последний привал. Снова опустил труп на снег и сам прилег подле него. Усталость охватила мои члены, голова склонилась на грудь, но я победил сонливость, поднялся, снова взвалил на плечи печальную ношу и, наконец, дошел до наших окопов.