Аркадий Бухов - Черный ангел [Фантастика Серебряного века. Том IV]

Как бы то ни было, я лично любил и уважал Тригонова, солдаты его любили и не уважали, высшие офицеры уважали и не любили. А Тригонов не замечал ничего окружающего и жил со своими думами и записной книжкой, исполняя свои обязанности по мере сил. Понятно, если бы это было не на войне, а в строевой службе мирного времени, Тригонов был бы на беспрерывном замечании, под постоянными арестами и, вероятно, в конце концов, изгнан со службы, как никуда не годный офицер; но на войне всякий человек дорог.

Я с Тригоновым постоянно старался жить вместе. Когда удавалось захватить какую-нибудь халупу, я непременно тащил его с собой. Сам о себе он бы не позаботился. В окопах также я помещал его в своей каморке, которую мой денщик старался обставить всевозможными удобствами. Толстый слой соломы лежал на земле, и к стенам были прислонены доски. Из досок или ящиков Анисим устраивал нечто вроде дивана, и всегда в нашей железной печурке горели или торф, или дрова. Этот же Анисим с особенной внимательностью относился к Тригонову и часто говорил про него:

— Выросла борода и офицер в некотором роде, а можно сказать, как ребенок. Не скажи ему: «Ваше благородие, кушать пожалуйте», так он целые сутки без еды просидит.

Мы были за Стрыковым. Там происходили беспрерывные бои, покуда мы не отогнали немцев. Наш полк был в передовой линии. Мы несколько раз ходили в атаку и выбивали немцев из окопов. Мой взвод шел всегда впереди, и Тригонов всегда рядом со мной. Я ни разу не видал в нем смущения или нерешительности, но не видал также, чтобы он хотя раз нанес удар, и могу присягнуть, что на его душе не было ни одного убитого, а на клинке его шашки ни капли неприятельской крови. Шел он вперед твердо, увлекая примером солдат, но в бою не участвовал. «Если его оставить, так его разом забьют», — говорили солдаты и всегда окружали его внимательной заботой.

Прошло немало дней, и окончились тяжелые бои; немцы отошли, и мы временно могли отдохнуть. Наш полк прошел через Стрыково и расположился в небольшой деревушке. Мне удалось занять чистенькую маленькую халупу: в одной половине жил старик-крестьянин со своей женой и малым внуком, а другую половину занял я с Тригоновым. Заняли мы ее вечером, и Анисим тотчас угостил нас великолепным куриным бульоном.

Съели мы его с жадностью, потом съели курицу, стали пить чай, и тогда Тригонов вдруг обратился ко мне:

— Так как на короткое время наступило затишье, то я попрошу вас отпустить меня на пару дней в Варшаву.

— Как? — спросил я.

— На пару дней в Варшаву. Мне там очень надо быть.

— Для чего? Все-таки сейчас еще горячее время.

На лице Тригонова отразилось настойчивость.

— Вы простите, но мне совершенно необходимо. Я непременно должен произвести несколько опытов; там у меня есть один знакомый, а у него лаборатория.

— Батюшка, да какие же теперь лаборатории! — воскликнул я.

— Все равно. Во что бы то ни стало, мне нужно два-три дня провести в Варшаве. Я хотел бы проехать в Петроград, но…

Я замахал руками.

— Об этом не может быть и речи. Капитан вас не пустит, командир не пустит.

— Я так и думал. А в Варшаву дня на два, на три, это можете позволить и вы.

— Контрабандой…

— Это как знаете, но необходимо.

Я чувствовал, что ему, действительно, нужно для чего- то побывать в Варшаве; нашему полку был дан отдых, и я решил на свой страх отпустить Тригонова.

— Поезжайте, — сказал я. — Только, пожалуйста, не больше двух дней. Я, главное, боюсь, что мы отсюда уйдем, а вы по своей рассеянности нас не найдете.

Тригонов засмеялся.

— Ну, это про мою рассеянность легенды ходят, а когда мне нужно, я не забуду того, что должно сделать: и дорогу найду, и вас разыщу, хоть на дне моря.

— Тогда поезжайте. Только во всяком случае поторопитесь.

— Я сегодня же и поеду, — сказал он просто, вставая с лавки. — Спасибо вам.

— Не стоит, — ответил я, пожимая его тонкую руку. — Не лучше ли вам отдохнуть и ехать на рассвете?

— Нет!

— Как знаете! — и я написал ему ордер с поручением.

Он торопливо надел полушубок, поверх его солдатскую шинель, опоясался шашкой, нахлобучил папаху, которая сразу обратила его в маленькое чучело, и протянул мне руку.

— До свидания!

— Всего хорошего, — сказал я. — Кстати, Павел Дмитриевич, если не забудете, привезите мне 500 папирос.

— 500 папирос, — повторил он. — Постараюсь не забыть.

Он засмеялся детским смехом и вышел.

Вскоре я услыхал фырканье коня и затем топот копыт у окошка. Тригонов уехал. Я остался один в тесной горенке и невольно улыбнулся, подумав об этом человеке.