— Я говорю, водка в наших закромах еще имеется, а ты компанию ломаешь. Так что давай еще по стопочке опрокинем. Кстати, — Куман хлопнул себя по рогам ладонью, будто что-то вспомнил, — теперь я понимаю, почему нам Тинея отседова трудно вытянуть. Кто ж с нормальной памятью и в здравом рассудке такое место по своей воле оставит. Вот если б я был на месте Тинея, то ни за какие коврижки этот райский уголок на все дары земные менять не стал бы. Там, на этой земле, на халяву тебе наливать не станут, там всё больше по принципу волка ноги кормят. А тут скажи, хочу родимой, и на тебе, как заказывал. Вот с женским полом тут напряг, я смотрю. Раз тебе отказали, видно этот товар у них не предусмотрен прейскурантом для дипломатических миссий.
Куман продолжал свой монолог, даже не замечая, что говорит сам с собой, что собеседник его уже давно спит под столом, видя пьяные сны. Горючие граммы сделали своё дело. Кумана потянуло на размышления о своей горькой судьбе. Нет, ну не то, чтобы он был не доволен страной в какой ему выпало жить, но всё же… Где-нибудь в Швейцарии было бы получше, определенно, решил он. А как же тогда хваленая выдержка, смекалка? Нет, только в России. Да, определенно. Хотя, опять-таки, в Швейцарии, может, был бы добрым и порядочным, и сейчас был бы не здесь, а там. Куман задрал голову и уставился пьяным взглядом полным слёз в потолок, хотя постоянно меняющиеся очертания трудно было так назвать. Нет, это что ж получается, страна виновата в том, что души такие? Чушь. Правительство? Уже теплее, но все-равно не то. Они сами там с черными душами испорченными. Им-то кто-то или что-то тоже испортило. Но, что значит испортило? Души изначально такие. Изначально. Где это изначально? Где нужно его искать это изначально? Найти и там по быстрому можно все исправить. Нет, по быстрому не получится. Хорошо, пусть будет по долгому. А зачем исправлять? Хотят ли они сами этого исправления? Вот я хочу? А зачем? Будет лучше? Но мне-то, зачем лучше? Я же плохой, злой, ужасный. Страна меня таким сделала, или правительство, или что там еще… а, да, изначально такая душа была. И что это значит? Нет надежды на исправления? Да пошли вы! А кто пошёл-то? Кто виноват? Одни вопросы.
— Ты как думаешь Влад? — Но ответом было мерное похрапывание вампира.
— Ты чего там уснул? — Свесившись со стола и разглядывая спящего вампира, проговорил Влад. — Умаялся бедненький, вон даже копыта откинул.
Влад во сне шелохнулся, будто показывая, что еще не совсем отбросил копыта.
— Ну что ж поспи, а я тут покараулю, чтоб нас с тобой тепленькими эта мегера в свои клешни не заграбастала, а то с нее станется. — Так под свое мерное болтание Куман и не заметил, как уснул.
— Зинка! Зинка! — Орала на весь двор баба. — Вот стерва, опять подворотни со своими хахалями протирает. Чтоб тябя черти потаскуху энтакую забрали. Ночь на дворе, а энтой шлюхи дома нету.
— Чаго орешь? Тябя мамаша на другом конце дяревни слышно. — Закрывая калитку на запор, ответила молодая девица лет двадцати. Ее рябое лицо, казалось, даже в сумерках вечера отливало краснотой, на нем резко выделялись белые, словно брошенные в отбеливатель, брови с ресницами. Только тонкий вздернутый носик как-то скрашивал неприглядность внешности. Посторонний человек, взглянув со стороны на эту девушку, скорее всего, пожалел бы ее. С такой внешностью дальше этой деревни и рыпаться не стоит, подумал бы кто угодно, но только не наша девица. В свои двадцать лет она была довольно опытная женщина в делах амура, могущая заткнуть за пояс любую умудренную жизнью старуху. Поняв довольно рано все недостатки своей внешности, девица обреченно вздыхать не стала, а решила сама о себе позаботиться, так сказать взять быка за рога. Прозябать в этой забытой богом удмуртской деревеньке всю жизнь наша красавица отнюдь не собиралась. Ей было ясно, что у ее многодетной матери, не имевшей при этом мужа, разжиться деньгами для переезда в большой город не удастся, а заработать в колхозе, где зарплату платят трудоднями, вообще не реально. Выход был ей ясен как белый день. Помочь могут только мужики, которые не прочь время от времени покинуть под покровом сумерек свою благоверную женушку, расплывшуюся до невероятных размеров от постоянных родов, да кричащих неугомонных чад, вечно снующих под ногами, и за небольшую плату позабавиться, молодым, хотя и не очень привлекательным телом. Чем занимается любимая дочурка, мамаша знала, ее больше злило то, что оная деньгами с матерью делиться не хочет, а в доме еще девять босоногих ртов, и все требуют пожрать. Деревенские бабы давно обходили их дом стороной, и в деревни Зинка прослыла гулящей. Часто по утрам, выходя на улицу, видела её мать обмазанные дегтем свои ворота. По первых она старалась удалить этот изобличающий знак, но со временем смирилась и оставила все как есть. Деревенские бабы даже как-то собрались и устроили ее дочери темную, долго потом отлеживалась на печи Зина, зализывая раны, и боялась выйти за ворота.
Читать дальше