За эти дни кемпер был освоен основательно. Девушке временами казалось, что она просто сменила квартиру. Вместо трех вагончиков – два, таких же тесных. В маленькой «спальне» – две откидные койки, третью, раскладную, пристроили прямо здесь, возле стола. Тут Мод и ночевала. Очень удобно: работать можно допоздна – и не обращать внимания на чей-то сердитый храп.
…Ее собственный в том числе. Проверять – не проверяла, но своему последнему случайному кавалеру поверила. Уж слишком искренне возмутился.
А в остальном – порядок. Лист календаря перевернут, май кончился, наступил июнь – царство дня. Восемь объектов – точек на маршрутной карте – изучены, выводы сделаны, отчеты посланы в Париж.
Результаты? С этим, конечно, хуже.
Встав, прошла к выходу, открыла тяжелую заднюю дверь, выглянула наружу.
– Я тут, – сообщил Жорж Бонис. – А мсье Кампо…
– Не тут, – догадалась Мод, спускаясь. – Уши, что ли, ему надрать?
Сам усач, при гитаре и дымящейся сигарилле, устроился на раскладном металлическом стуле. А дальше было зеленое поле, берег неширокой реки и огромная серо-желтая скала, местная достопримечательность, если верить экскурсоводам – кельтская святыня.
Ле-Ман, город автогонок и римских руин, кемпинг на восточной окраине. Жаркий безоблачный день, тихий июньский вечер…
– Не возражаете, мадемуазель? – Пальцы Бониса скользнули по струнам. – Я что-нибудь не очень пряное.
Мод кивнула, хотя и усомнилась. Репертуар она уже успела не только изучить, но и прочувствовать. Присела на свободный стул и покорилась судьбе. Усач между тем прокашлялся, пальцы легли на деку:
Помню, когда моложе был,
Вслух я ругаться не любил,
А коль уж брал на душу грех,
То никак не при всех,
Но!
Нынче, когда с артиста спрос
Катастрофически возрос,
Я матерюсь, хоть сам не рад,
При всех подряд.
Славно умею
Спеть о дерьме я
И про понос –
Я виртуоз!
Мод сглотнула, но сделала вид, что так и надо. Привыкла – как и к постоянным опозданиям черноволосого. Пусть его!
Чтобы галерку ублажать,
Чтоб жеребцов заставить ржать,
Я запускаю в оборот
Сотни грязных острот,
Но!
После концерта, встав к трюмо,
Я сам себе кричу: «Дерьмо!
Мерзкая рожа! Гнусный тип!
Чтоб ты охрип!»
Причуды подчиненных – не беда, значительно хуже с результатами. Шатоден, Вандом, Блуа, маленький, больше похожий на деревню, Шато-Рено. Теперь и Ле-Ман. Лица, картины, бумаги… Жаловаться не на что, их ждали, охотно показывали то, что приготовили для выставки, угощали и развлекали пересказами местных баек. Арман Кампо оказался незаменим, именно он брал на себя говорливых хозяев, предоставляя возможность эксперту Шапталь спокойно работать. Вот здесь и начинались проблемы. Более сотни картин осмотрено, отобрана же всего дюжина – чертова. Полотна упакованы, отправлены в Париж, но… Мало, очень мало!
Но пресновата
Песня без мата.
Раз уж поешь –
Вынь да положь!
В церкви я каялся в грехах:
Дескать, про жопу пел в стихах
И обещал я впредь попу
Класть на жопу табу,
Но!
Если табу на жопу класть,
То на жратву придется красть.
Значит опять, христова мать,
Табу снимать.
Девушка покосилась на развоевавшегося усача. Биографией своей Бонис так и не поделился, а она наверняка весьма и весьма бурная. Но и жаловаться на парня не приходилось. Шофер от бога и механик толковый, «Вспышка» ни разу еще не подвела.
…И уверенности больше, когда рядом – настоящий мужчина, пусть даже и с «христовой матерью». Арман, конечно, тоже мужского пола, но слишком уж эфирен.
Телеграмму шефу о не слишком удачных результатах она отбила еще в Вандоме. Ответ пришел быстро. Работодатель не видел в происходящем особой беды, однако требовал подробных отчетов. Следовало описывать все виденные работы, а не только взятые на выставку. «Для организационного комитета» – пояснил начальник. Делать нечего, взялась и за это, хотя писанины заметно прибавилось. Когда уставала, сажала рядом с собой черноволосого и диктовала. У красавчика и почерк оказался под стать.
Был бы мне чужд с собой разлад,
Если бы я, забыв разврат,
Пел благонравность поз и лиц
Непорочных девиц,
Но!
Муза мне говорит: «Пенек!
Это ж совсем не твой конек.
Публика ждет твоих идей
Про жизнь…»
Струны, недовольно зазвенев, умолкли. Усач наморщил нос.
– Дальше, пожалуй, не стоит, мадемуазель. Там разных слов… много.
Читать дальше