Андрей Валентинов - Лейхтвейс

– Дон! Дон!..

– Непоказанное – это на местном диалекте. Не в положенное. Изображение Смуглолицей Мадонны выносят из храма только раз в году, 10 октября, после уборки урожая. Но тут такие события! Я разрешил крестный ход, но, признаться, весьма и весьма неохотно.

А еще Дикобраз знал, что Аймоне ди Торино, герцог Сполетский, никогда бы не доверил тайну посторонней. Жена солгала. Зачем? Она же действительно рискует! И, кроме того, она показалась князю какой-то непривычно, неправильно серьезной. «…Смерть? Все мы с ней когда-нибудь познакомимся». Прежняя Беттина, какую он помнил, никогда бы не помянула Костлявую.

– Что поделать? Это страшное убийство взволновало весь город. Пусть Мадонну пронесут по улицам. Заодно меньше станут болтать об этих пошлых призраках…

– Дон! Дон! Дон-н! – согласился колокол и наконец-то умолк. Двери храма медленно растворились, по толпе морской волной прокатился шорох и стих.

Площадь потеряла голос.

Через порог уже переступали певчие и малые чины в белых альбах и шляпах-сатурно, за ними шагнули диаконы в далматиках поверх белых туник, служки вынесли огромное деревянное распятие, встреченное еле слышным вздохом, и вот, наконец, показалась Она. Светлые одежды, темный недвижный лик под золотой короной, тяжелые четки в руке. Смуглолицую несли четверо крепких мужчин в альбах под яркой парчой. Шаг, еще шаг…

– Что это? – не понял князь. – Глаза! Почему завязаны?

Спросил шепотом, и столь же негромким был ответ:

– Древний обычай. Мы, жители Матеры, слишком грешны, чтобы Она одаряла нас своим взором. Повязку снимут лишь накануне Страшного суда. Я же говорил, князь, здешние люди – пленники столетий.

Мадонна на миг задержалась в дверях. Солнце легко коснулось золота, и тишина сгинула, сменившись единым радостным криком. Подеста, сотворив крест, облегченно вздохнул:

– Обошлось! Я боялся, что Ее не выпустят, будут протестовать. Знаете, что говорят старики, дорогой князь? Они считают, что мир Божий испокон веков разделен. Небу – небесное, Земле – земное. Иисусу и его сонму на землю дороги нет, Он может лишь смотреть с горних высей и печалиться. Даже Мадонну-заступницу пускают сюда лишь однажды в году, чтобы Она могла выслушать жалобы грешников. А здесь, в Матере, правят иные.

– Поделили, – думая совсем о другом, констатировал Дикобраз. – Где-то я о таком читал. «Обличьем они черны, крылаты, имеют хвосты; взбираются же и под небо послушать ваших богов. Ваши ведь боги на небесах. Если кто умрет из ваших людей, то его возносят на небо, если же кто из наших умирает, его несут к нашим богам в бездну» [21] Повесть Временных лет. . Синьор Гамбаротта! По-моему, самое интересное мы уже увидели, поэтому, если вы, конечно, не против…

Договорить князю не судилось. Крик! Отчаянный, леденящий душу, десятки голосов слитных единым хором.

– А-а-а-а-а! Она-а-а-а-а!!!

Статуя Мадонны наклонилась, четки в Ее руке дрогнули. Стоявшие рядом едва успели подхватить, но золотой венец все-таки сорвался с чела, с легким звоном ударившись о камень.

– Она-а-а-а! Белая-я-я!

В первый миг Дикобраз ничего не понял, но затем увидел чью-то указующую руку. Храм, отворенные двери, над ними круглое окно с витражом и острый угол крыши главного нефа. Слева и справа – скат, но более пологий, справа пусто, а вот слева…

Градива шествовала неспешно – по старой черепице, по самому краю. Вниз не смотрела, только вперед. Рука привычно поддерживала край белого пеплоса, недвижное спокойное лицо казалось изваянным из камня. В пышных волосах, прикрытых полупрозрачным покрывалом, синими огоньками сиял венец.

– Прокляты! Прокляты мы! – что есть сил завопил кто-то в самой глубине людского омута. – Все прокляты, весь город!

Толпа качнулась до самых краев площади, грозясь выплеснуться на узкие городские улицы. Старик-настоятель, только что переступивший порог храма, воздел вверх руку с тяжелым золотым крестом. Вотще! Белая Градива, не дрогнув, продолжила свой путь над смятенной Матерой. Шла ровно, переступая босыми ногами края черепиц. Наконец, угол крыши скрыл Шествующую от людских глаз.

– Хва… Хва… Хватай ее! Лови! – взревел очнувшийся подеста. – Она в соборе, там дальше – винтовая лестница! Беги, все бегите!..

Парни в черных рубахах нерешительно переглянулись, кто-то без особой охоты обозначил шаг вперед. Все прочие даже не шелохнулись. Бригадир Бевилаква огладил грозные усища, нахмурился, но тоже не сдвинулся с места.