Андрей Валентинов - Локи

Пассажирка Пэл покорно кивнула. Оршич улыбнулась.

– Я не злая, просто порядок такой… Внимание! Предстартовая готовность!..

Загорелись огоньки на пульте. Вероника принялась переключать какие-то рычажки, а тем временем над верхним краем иллюминатора беззвучно вспыхнуло табло. Большие белые цифры, сперва «20», затем «19»…

– Отсчет пошел, – предупредила Оршич, надевая шлем. – К двигателям можете не прислушиваться, здесь хорошая звукоизоляция. А вот тряхнуть может.

«14», «13», «12»…

– А я себе все иначе представлял, – негромко проговорил Николас, в свою очередь пристраивая шлем на голове. – Совсем иначе! Вроде бы красиво, но… Неуютно. Даже штурвала нет.

«8», «7», «6», «5»…

Вероника откинулась не спинку кресла, положила тонкие пальцы на пульт.

– Я – Поларис-1. Расстыковка прошла штатно, все системы работают. Стартуем!..

«2», «1», «0»…

Пэл, которой шлема не досталось, терпеливо ждала толчка, но громада корабля лишь еле заметно дрогнула. Она невольно удивилась. Так просто? В книжках про капитана Астероида все иначе.

– Я – Поларис-1, – негромко проговорила Оршич. – Полет нормальный.

Наблюдателя выставили, но с баррикады Лонжа не ушел. Пристроился на уже пригретом месте, винтовку положил справа, чтобы под рукой была, и смотрел сквозь негустой вечерний сумрак на пустую площадь. То, что их просто так не отпустят, понимал. Еще один штурм обязательно будет – просто ради лишней строчки в рапорте. Сделали, что могли, героизм проявили, нанеся врагу невосполнимые потери… В крепости тихо, лишь время от времени откуда-то слева, где казармы и склады, доносятся одиночные выстрелы. Наверняка ищут беглецов, крепость большая, всех сразу не подгрести. Если бы восстание готовили с умом, можно было занять пустой склад – тот, что с подземным ходом в подвале, и продержаться до ночи без лишних потерь.

А потом он внезапно понял, что никуда не спешит. В тоннеле – смерть, в крепости тоже, но здесь, по крайней мере, все ясно. Свои и враги, выбор сделан. За пределами бастионов и куртин начиналась неизвестность, в которой, если получится выжить, придется еще долго разбираться. В Штатах, готовясь к поездке в Европу, Август Виттельсбах даже не предполагал, что это так сложно.

Из-за угла казармы неярко блеснула оптика – наблюдатель, но уже чужой, неосторожно поймал биноклем луч закатного солнца.

Рдаум! Р-даум!..

Баррикада начеку, пули легли не слишком точно, но бинокль исчез. Лонжа попытался представить, что сейчас творится в мирном спокойном Париже. На какую страницу вечерних газет попадет новость о восстании в Горгау? На вторую, в международный отдел? Или на последнюю, рядом с программой радиовещания и платными объявлениями? Французы делают вид, будто верят в «великую дружбу» с Германией. Это еще не страшно, хуже, если поверят всерьез. Тогда через несколько лет Рейх раскинется до Ла-Манша. За глупость придется платить…

Чужой наблюдатель вновь показался из-за угла, уже не слишком скрываясь. Подождал, пока заметят и внезапно махнул в воздухе большой белой тряпкой, не иначе, куском простыни. Раз, другой, а потом спокойно выйдя к разоренному пулеметному гнезду, так и замер, вытянув вверх правую руку.

Лонжа встал.

– Не стрелять!

Говорить с врагом не о чем, но каждая минута приближает миг заката. Пусть приходят!

Ждать долго не пришлось. На площадь твердым шагом ступил некто высокий, в длиннополой шинели и фуражке. Развернулся, четко, словно на параде, и ударил подошвами в асфальт, направляясь точно в створ ворот. Лонжа, чуть подумав, решил идти навстречу. Подпускать врага к баррикаде опасно.

– Я к пулемету, – доложил дезертир Запал, забираясь на броню. – Если что, сразу падай.

Лонжа не стал отвечать. Поправил шинель, застегнулся, проверил пистолет на поясе.

– Пошел!

Август Виттельсбах вдруг понял, что он – совершенно неправильный король, но почему-то совсем не огорчился.

Обергруппенфюрер СС Йозеф Дитрих, командир Лейбштандарта, подбросил ладонь к фуражке.

– Здравствуйте, гефрайтер! Смотрю, вы действительно не уважаете старших.

На приветствие Лонжа ответил, но здоровья желать не спешил.

– Мы дали вам честный бой. Разве не в этом проявляется уважение к противнику?

Дитрих нахмурился.

– Мятежники – не противник, это вы знаете не хуже меня. На них не распространяются обычаи войны. Но я пришел говорить о другом… Пугать вас, как я понимаю, бессмысленно.