Вероника Батхен: Фараоново племя

Идею серии про питерского кота подсказала умница Милка — после неожиданного подарка, она стала относиться к папаше с толикой уважения. Нагруженный колбасой, штативом и длиннофокусным объективом, купленным на барахолке у дяди Пети, Антон неделю мотался следом за полосатым Матросом, некоронованным королем двора. Выслеживал его на подоконнике в рамке облезлой рамы, на широких ступенях с протоптанными ямками, лакающего под водосточной трубой свежую воду, спящего на капоте дряхлой «Победы», перед хорошей дракой, с дохлой крысой в зубах, и снова у лужи, в которой отражаются луна и силуэт крыши. Придирчивый Стасик покрутил длинным носом, потыкал пальцами, но признал «годно». И это «годно» для Антона было куда важнее третьей премии — серия «Принцесса Египта» вышла в лидеры Национальной фотографии, и дело пахло нешуточной славой. Стасик искренне удивлялся, почему Антон так равнодушен к популярности и деньгам, но списывал это на придурь творческой личности.

Новые кадры в «Лейке» продолжали появляться с той же периодичностью — один-два на пленку. В основном портреты цыган, детей и каких-то бродяг, изредка — небо с птицами и заснеженные пейзажи. Распечатывать их Антон перестал — складывал пленки в баночку и хранил до лучших времен. Его раздражало неброское совершенство чужих работ, для него все ещё недостижимое. Словно в пику этим работам, Антон перестал работать с людьми, впиваясь, как голодающий в хлеб, в отношения черных веток и белого неба, тонких трещин на штукатурке и грубого кирпича, перьев чайки и перистых облаков на гладком стекле воды. Он фотографировал как одержимый, забывая порой есть и спать, исхудав так, что одежда на нем висела. Он бился в соотношение света и тени, искал границы, карауля нужный луч у садовой решетки или блик на волне. Его мир сделался черно-белым и умещался в рамочке видоискателя, даже во сне Антон фотографировал — жадно, словно боясь не успеть. Суетливый Стасик звонил время от времени, рассказывал, что и куда ушло, благодарил — вслед за Антоном к нему повалили клиенты, уверенные, что с помощью такого крутого менеджера добьются успеха не хуже. Иногда приходилось встречаться, подписывать контракты — в американский журнал, в австрийский альбом, в наш «Национальный обозреватель» — там платили немного, но зато фотографии разошлись по стране. Вопрос с Союзом художников разрешился благоприятно, суд должен был быть к зиме, но у Антона оказались на руках нужные документы, и он надеялся, что мансарду получится отстоять.

Незнакомого кучерявого, седеющего уже мужика с золотой цепью на бычьей шее он нашел у дверей квартиры, когда вернулся с очередной охоты на закатные крыши.

— Ты снимал мою дочь? — без обиняков спросил незнакомец.

Антон покачал головой.

— Врешь, — мужик достал из-за пазухи мятый журнал и раскрыл его на обороте. — Вот моя дочь, вот твое лицо и твое имя. Откуда ты её знаешь?

— От верблюда. То есть от «Лейки», — огрызнулся Антон, мужик ему не понравился.

— Тише шути, да. И не таких шутников вертели, — рявкнул незнакомец. — По-хорошему объясни, а не базлай зря.

— По-плохому, дядя, я бы с тобой вообще не разговаривал, — Антон демонстративно ссутулился и подтянул к корпусу руки, готовясь в случае чего закатить гостю в челюсть. — Драться будем или сбавишь обороты?

В руке мужика тяжело сверкнул нож. Ладонь Антона скользнула под куртку — спортивный пистолет, который он по старой памяти таскал с собой, выглядел вполне настоящим. С минуту мужчины молчали скрестив взгляды. Антон сдался первым:

— У тебя дочка что ли пропала? Так бы сразу и сказал.

Мужик тряхнул головой:

— Нет. То есть да, пропадала, но вернулась давно уже. На твоей фотографии ей пятнадцать, а сейчас двадцать семь и последние десять лет она из дома дальше рынка не ходит.

— Так в чем беда? — удивился Антон.

— Она вышла замуж за моего друга. Потом ушла от него. Потом я узнал, что друга… умер он раньше времени. А пока жив был — сам фотками баловался. Я в Питер, понимаешь, по своим делам ездил, документы на дом выправлял, захотел газету взять в поезд, увидал в киоске журнал — а там моя Розка красуется. Ну я и узнал, что да где. Вот, приехал…

— Я твою Розу никогда не снимал. И с другом твоим, уж прости, не знаком. И откуда фотографии берутся — тоже не знаю, — Антон увидел, как лицо мужика свирепеет. — Сейчас все тебе покажу, только перо спрячь.

Мысль прибрать оружие оказалась на редкость здравой. Увидав «Лейку», мужик тотчас признал её и первым делом решил, что к Антону камера попала не просто так. Пришлось объяснять — где словом, а где и попридержать малеха. И даже после того как Антон сунул ему под нос пленки, мужик успокоился не сразу. Но присмирел в итоге, сел разглядывать фотографии: