Я не ответила, я чувствовала себя… пустой.
Очнулась я в своей кровати. На мгновение мне показалось, что всё случившееся лишь дурной сон, и даже позволила себе еле слышный облегчённый вздох. Но встретившись взглядом с Даниэлем, я осознала жестокую реальность. Сердце рухнуло с огромной высоты и не разбилось лишь потому, что у пропасти не было дна.
— Лина… — прошептал Дан и протянул ко мне руку, но я ё отбросила.
— Молчи. Не надо ничего говорить, — я опустилась на подушки, пытаясь совладать с собой. После моей истерики, я даже не думала, что ко мне будут относится по прежнему, но, похоже, меня ещё и жалели.
— Ты чего-нибудь хочешь? — Дан отличался не меньшим упрямством, чем я.
— Оставь меня в покое, — он вздохнул и тихо вышел.
После испытаний у дверей Хаоса, я думала, что могу смириться с потерей близких людей, но всё оказалось сложнее. Одна часть меня холодно и рассудочно пыталась принять всё как данность, взывая к голосу совести и долга, вторая истерично давила на все болевые точки, пытаясь вывести из равновесия, поэтому мне ничего не оставалось, кроме как заставить застыть собственные чувства.
Казалось, мне просто нужно было время, чтобы принять всё и начать жить дальше. Но время шло, а навалившаяся апатия давила лишь сильнее. Я смотрела в потолок, а сумерки постепенно заполняли комнату. Зажглись звезды, показалась луна, и вот уже короткая летняя ночь на исходе. Рассвет.
Ко мне никто не заходил, так же тихо прошёл второй день. Медленно взошла бледная луна, со временем принимая золотистый цвет.
Когда в комнату заглянули первые лучи рассвета, меня наконец прорвало. Бесновавшиеся в душе эмоции вылились в бессильные слёзы.
— Хватит ныть, — от неожиданности я вздрогнула. Оглянувшись, я увидела в дверях Василису. За ней стоял Дан. Она прошла ко мне и грубо заставила сесть. — Что опять?
— Вася, папа умер, — впервые за всё время на её лице отразилась растерянность.
— Папа умер полгода назад. Хватит об этом переживать. — Василиса перевела непонимающий взгляд на такого же удивлённого Дана.
— Ты не понимаешь, — в моём жалобном голосе звенели слёзы. — Мой настоящий папа. — Дан побледнел.
— Бенедикт твой отец? — он беспомощно оглянулся, словно искал Вадима.
— Да не важно! Жизнь продолжается! — Вася, не обращая внимания на Дана, встряхнула меня за плечи. — Ангел, все умирают рано или поздно! Когда же ты уже это поймёшь?
— Вася, — я поморщилась. — Ты никого не теряла.
Пару секунд Василиса смотрела на меня, побелевшая, со сжатыми в нитку губами. А потом размахнулась и влепила мне звонкую пощёчину.
— Мне надоело терять друзей! Сначала Вик, потом ты, потом все остальные! И я не буду сидеть и смотреть, как ты себя гробишь!
Я потрясённо хватала ртом воздух, пощёчина ещё звенела в ушах, но вместе со звоном затихал ядовитый голос моей второй половины. Впервые я почувствовала, как на секунду я выбралась из отравляющей разум трясины.
— Дан, где то, что я просила? — Василиса резко развернулась, дёрнув меня за собой.
— Он там. — Дан посторонился, указывая на соседнюю с моей комнату, которая была всегда закрыта. Василиса выволокла меня следом за собой и распахнула дверь. В глубине комнаты стоял рояль.
— И что это значит? — я высвободилась.
— Давай, я знаю, ты умеешь играть. — Вася была непреклонна. Я села за рояль и начала играть «Memento». — Нет, не эту. Придумай новую. Вылей свою боль в музыку, как ты делала раньше.
С минуту я смотрела на неё ничего не выражающим взглядом, но потом поняла, что она от меня хочет.
Я опустила руки на клавиши, пробуя и вспоминая, звуки, пока робкие и хаотичные, неуверенно метались по комнате, слишком громкие для такого маленького помещения.
Я не знаю, сколько времени прошло, пока в сознании не появился «скелет» будущей мелодии. А потом я только поворачивала её из стороны в сторону, добавляя или убавляя, заставляла звучать на разные лады. Нестройные звуки медленно шлифовались, рождалась музыка, не похожая на «Memento». Если та было полна невыразимой печали, скорби, то эта была полна ярости и тоски.
Я играла, и мелодия гремела громом, заставляла замолчать шепотки безумия в голове, где-то за краем сознания бесновалось что-то враждебное, то, что заставляло меня предаваться апатии и отчаянию.
Я играла, всей душой впитывая звуки, чувствуя, как они резонируют, проходят сквозь тело.
Я играла.
Я не остановилась, когда носом хлынула кровь, пятная снежно-белые клавиши, странно гармонируя, заливая воротник и тут же медленно исчезая. Алые капли стекали по пальцам, оставляли отпечатки, создавая сюрреалистичное впечатление. Как первый робкий весенний дождь, на секунду переходящий в мокрый снег, капали слёзы, застилая пеленой глаза, но руки знали каждую клавишу, и не было нужды следить. Я смотрела лишь вглубь себя, безжалостно вырывая из души остатки безумия, уничтожая чувства, привыкая к новой грани боли в сердце.
Читать дальше