В Бирюк - Гоньба [СИ]

В РИ это место назовут Юрьевцем. Не по Долгорукому, а по внуку его, который здесь крепостицу поставит почти перед Батыем. В АИ — самому приходится.

Дальше как-то легче, спокойнее. Вроде бы — та же Волга, те же леса по берегам, а такой тревоги нет — моя земля. «Я — дома».

В Городце я «завис» — кучу дел пришлось решать спешно, по телеграфу. Особенно «горячих» здесь, в нынешнем продвижении Всеволжска вверх по Волге, в очень ограниченном времени — последние недели перед ледоходом.

Пока у меня нет однозначного запрета Боголюбского — делаю как уговаривались.

…

— Ну что, Урюпа. Был ты душегуб, стал градоначальник. Не худой. Я гляжу, ты тут Городец славно обустраиваешь. И округа по уму становится. И помощники у тебя разумные, вроде. Дело понимают, что, к чему — соображают. Сам-то не заскучал?

— Ты, Воевода, это к чему?

— В Кострому посадником… Как?

— Вона чего… А…?

— Решаемо. Давай-ка прикинем…

Через неделю воинский отряд с Чарджи во главе, с Чимахаем в роли «разносчика слова божьего», с пересидевшем у меня зиму Гладышем, с Урюпой и другими многими гражданскими людьми и необходимыми припасами — двинулся от Городца вверх по Волге. На Унжу, в Кострому, в Галич…

…

По приезду в Городок я собрался-таки с духом и, понимая, что тянуть уже нельзя — Тихое Лето доберётся до Боголюбова, а надо, чтобы моё донесение попало к князю Андрею раньше, сел сочинять послание. Отчёт о провале.

Подробностей — минимум. Но — чтобы у Боголюбского не возникло подозрений. И таких, чтобы не выглядело, будто я пытаюсь отвлечь внимание на мелочи. И, безусловно, ни в коем случае, что я — беглый холоп. Который убил своего хозяина.

Тут уж для него не будет иметь значения — кто я и чего сделал. У него — «твёрдые принципы». Мне смерть — однозначно. Хоть бы я из земли золото возами выкапывал и ему слал — неважно. Он — правдоруб и законобдень. Фанатик законности и столп православия.

Вот если бы я Хотенею отдался, у него остался, да Андрею весточку послал. То он… меня бы выкупил. Может быть. В челядь дворовую определил. Коли бы доказал годность свою — в помощники скарбника поставил. А чего? Читать-писать умею.

Нет, не годен. Я пишу с разделением на слова и скорописью — на Руси так не умеют, правильным письмом — не считают.

Ну, другое бы чего сыскалось. Стремя господину держал бы да ответствовал. Когда спросят. Он бы меня ценил. Даже порол бы не сильно. За не совпадающие с его мнением сентенции. Даст по-отечески в морду. Сапогом. Чтоб место своё помнил. А потом, поди, и одарит. Теплыми портянками, а то — и штанами новыми.

Виноват — портками.

Но убийство Хотенея… — смерть без вариантов.

Даже картинка того, что я на церковном дворе шапку не снял… уже нехорошо. А уж попытка самообороны против вятших…

— Ты ж в сермяге? Какая у сермяжника может быть оборона? Сам дурак.

По счастью, Андрей привычен к краткой, командной речи. Кавалерист — «неколи рассусоливать». Я об этом уже…

Короче: опознали смоленские стражники. И это правда — спаситель мой. Пришлось убивать. И быстренько сваливать. Спасая свою голову и твою, княже, честь. Я ж там — твой шпиён был. Коней оставшихся тебе Тихое Лето приведёт, сёдла он продал. В прочем — следую нашей договорённости: отправляю людей в Кострому и Галич, две бригады строителей вышек в Боголюбово… и т. д.

Лазарь отнёс моё послание Боголюбскому, получил обычный недовольный фырк. И две фразы:

— Серебро привёз? Пусть делает.

Позже я узнал — был у Андрея в Луках свой человечек. Ситуацию тот уловил со стороны, без некоторых важных подробностей. Все подумали на новгородцев, на людей Якуна. Наш уход к Ильменю был тому подтверждением. Ропак, вернувшись в Новгород «на всей своей воле», пытался вести сыск какого-то здорового лысого мужика из смердов или дворовых. Но времени у него не было: «Станем промышлять о себе, не то начнут об нас другие промышлять». Другие — начали.

Чарджи повёл караван вверх по Волге, а на Днепре в этот день принял свой смертный час Великий Князь Киевский Ростислав Мстиславович. «Тихим голосом читая молитву, смотря на икону Спасителя и проливая слезы Христианского умиления».

Закончилась эпоха.

Здесь, среди сугробов над Волгой это незаметно. Да и вообще — не думаю, чтобы на «Святой Руси» это понимали. Но я-то, попандопуло иггдрасилькнутое, «прозревая грядущее» по учебнику истории, чувствую: кончилась Русь Киевская, начинается Русь Московская.

Ещё «дышит» «путь из варяг в греки», ещё не было погромов итальянских купцов в Константинополе, ещё не случился захват крестоносцами Константинополя, ещё не пал Иерусалим. Ещё не вышли на Балтику массово немцы, Ганза — в зародыше. Границы государств и вер ещё не сдвинулись. Торговые пути и экономики только набухают, только собираются перераспределиться.