В Бирюк - Гоньба [СИ]

Отключаюсь.

Тишина. Уже пришло «дальше»? — Нет, ещё — «мир тварный».

Тройки стоят. Рассвет.

Факеншит уелбантуренный! Где мы?!

Пытаюсь приподняться, выглянуть из саней. Такой прострел в спине, что падаю обратно с криком.

Сквозь выступившие слёзы вижу лицо Сухана:

— Почему стоим?

— Коней меняем.

«Банный день — первый барак меняется бельём со вторым». Как у нас. Девять коней, три тройки. А саней двое. Угробим коней. Уже начали.

— Гнедой захромал. Который под вьюком был. Бабку зашиб — ступить не может.

— Отпускай. На волю.

— Здесь?!

— А где?!

Тихое Лето отводит коня к лесу, возвращается с уздечкой в руках. Молча, не поднимая глаз, залезает на облучок, зло бьёт упряжку кнутом. Кони с места берут в карьер. Я оборачиваюсь, выглядываю назад. Оставленный у леса хромой гнедой провожает нас взглядом. Потом кидается вдогонку. На трёх ногах. Ржёт, вытягивая шею. Спотыкается, падает. Подымается, неотрывно смотрит вслед…

Если прохожие не приберут — ночью волки съедят. А если и приберут — тоже съедят. Кому нужен хромой конь? Русь, зима, лес. Одинокому калеке не выжить. Только — в толпе, только — в подготовленном месте. Что коню, что человеку.

Тройки уже не меняем, меняем пристяжных в них. Кони толком не отдохнули в Губанах — слишком быстро я попался. Тихое Лето пытается собрать тройки, переставляет коней. Надо решаться. Или раскладывать нагрузку равномерно, рассчитывая сохранить всех, или нагружать слабых, надеясь, что сильные доживут до конца. До конца нашей эпопеи.

— Сёдла и лишнее барахло надо бросить. Идти одними санками, двумя сменными упряжками.

— Ты! Ты меня учить будешь?!

— Пустой разговор. Ты сам знаешь, Тихое Лето.

— Ни чё. В Холме прикупим парочку. Серебро-то есть. И пойдём себе потихоньку по Курье.

— Ага. А дальше Торопец. Где нас ждать будут. И Ржев. Где — тоже…

Зарезанный Хотеней… Может — нашли, может — нет. Понадеяться на «авось»? Поставить свою голову «на удачу»? Если нашли и поняли, то… убит боярин Великого Князя. Ростик такое злодеяние не пропустит. Сил у него мало. Поставить свою голову на его немощь? Велит сыскать. Сыновья его — его волю примут. Новгородский Ропак пока… «не в силе». А вот Ромочка Благочестник Смоленский, люди его… отработают по полной. Ростик в Луках шёпотом скажет — посадник в Торопце в два дня каблуками щёлкнет. И тут — мы. Тёпленькие.

Паранойя? — Может быть. Цена «психиатрии» — наши кони. Кони, на которых суздальские гонцы скачут, которые их, иной раз, из-под смерти выносят.

Тихое Лето аж шипит от ненависти ко мне.

— Что ж ты такое… злыдне-злобное сотворил? Что нам теперь нигде не пройти, не проехать?

— Почему «нигде»? Если быстро, то по Новгородской земле — проскочим. Идём к Ильменю. Оттуда на Мсту. Хорошо бы к Мологе выйти. Но и Новый Торг годен. А там — Тверь.

Ему мои советы… Он поведёт так, как сочтёт нужным. Максимум, что могу — дать инфу. О некоторых… подробностях.

Гоним и гоним. Где-то попадалось воспоминания 19 века о богатом ямщике, который господ московских на Святки за ночь до Твери довозил. У нас — сходно.

К утру прискакиваем в Руссу. Ещё не Старую. Хотя русы здесь живут… очень давно. Сам городок от реки вёрст за 10. Ближе не построиться — низкая дельта — кроме Ловати, ещё речки в Ильмень скатывается.

Несколько часов отдыха. Коней помыть, покормить. Самим горяченького похлебать. От меня пользы… Хорошо хоть — вреда нет. Лежу себе спокойно. Температурю. Особого ухода-внимания не требую.

Приходит Тихое Лето.

— А нут-ка перевернись. Спину твою глянуть хочу. Мда… Терпи.

Ё! Да нельзя же так! Калёным ножиком гнойники вскрывать!

«И мездрили его не только без обезболивающего, но даже и не сняв предварительно шкуру»…

Факеншит! Он что — репицу у меня нашёл и вырезать пытается?!

О-ох, интересно, а когда пикелевать начнут? Кислотой или щёлочью?

— Ты, Иван, как?

— Нормально. А ты?

— Тоже.

Врёт. У него за один день глаза глубже провалились, чем за всю предыдущую дорогу. Не от трудов особенных. Тем более — не от моего попадалова. От переживаний. Кони…

— На торг ходил? Чего говорят?

— Балаболят. Хотел коней прикупить. Ещё овса или ячменя. Нету. Всё выгребли. Которые в Луки шли. Сёдла продал. Ещё там всякое чего скинул. Шубу твою…

— Что?! М-мать…

Все вещи в «Святой Руси», да и вообще в средневековье — «именные». Массового производства нет, каждая «штука» — уникальна, можно точно сказать — кто, где, когда её делал. Отличить шубу, построенную в Киеве, от новгородской… даже и мастером-шубником быть не надо.